Линкор «Альбион»

Сам он бросился к своему электромобилю, в который уже забирался огромный страж. Тейлор запрыгнул в экипаж и стал задним ходом отъезжать по пирсу от баркаса, и как только он съехал с пирса, Квашнин повернулся к тому кривоногому, которого звали Плюмбом. Брат Аполлинарий сразу увидал направленное в его сторону дуло револьвера.

- Не двигаться! – рявкнул на английском кривоногий.

- Извините, господин, я не понимаю вас, - на отличном немецком отвечал ему Квашнин и улыбнулся со всем возможным дружелюбием.

Потом он спокойно отворил дверцы топки и стал одну лопату за другой закидывать в топку уголь. А последнюю лопату… развернулся – и целый совок, килограммов эдак пять прекрасного антрацита, отправил в обезьянью, с дурацкими клочковатыми бакенбардами, физиономию кривоногого. Кинул со всего размаха.

Шляпа слетела с ушастой головы уродца, большой кусок угля попал ему прямо в глаз, он был обескуражен и даже не успел нажать на спусковой крючок, прежде чем лопата с лёгким звоном обрушилась на его голову. Плюмб, это странное существо, некогда бывшее обезьяной, или, быть может, обезьяна, бывшая человеком, отшатнулось от удара и безвольно повалилось на палубу, роняя пистолет, а Квашнин наградил его ещё одним сильным ударом по башке лопатой, закрепив, так сказать, результат, и лишь после этого, подняв с палубы оружие поверженного врага, снял кормовой швартов и с заметным усилием оттолкнул баркас лопатой от пирса. И лодка, подхваченная несильным течением, поплыла потихонечку.

Только после этого инженер подошёл к штурвалу. Огонь в топке гудел, из трубы валил чёрный дым, пар в котле копился и копился, манометр показывал: ещё пять минут и можно будет запускать двигатель. Тогда инженер взглянул на берег – где там Тейлор? – и увидал, что его колымага всё ещё где-то у здания конторы, а сам англичанин сейчас разбирался с несчастным господином у коляски.

Квашнин чуть подумал и пошёл к рундуку; он достал оттуда свой револьвер и трость с рукоятью в виде головы гуся. Эта рукоять заодно была ещё и рукоятью стилета, спрятанного в трости. Этим стилетом он безболезненно и бесшумно, одним ударом в центр груди, добил кривоногого Плюмба. Почти бескровно. Потом поднял его нетяжёлое тело и выбросил за борт, за ним выкинув и его шляпу.

А после уселся на банку на корме и взял в руки револьвер убитого им существа. Взвесил его, открыл барабан – проверил патроны. Стал целиться в сторону берега. Револьверчик был так себе, но, разумеется, в сложившейся ситуации лишним он точно не будет. Квашнин спокойно сидел и ждал того, что случится раньше: или котёл наберёт давления и он спокойно уплывёт прочь отсюда, или болван Тейлор вернётся на пирс и начнёт оттуда палить. Но теперь ситуация изменилась, теперь инженер мог спрятаться за большой котёл и вести оттуда прицельный огонь, а англичанам придётся стрелять с открытого пирса, изображая из себя неплохие мишени. А течение всё тянуло и тянуло баркас дальше на большую и быструю воду. В общем, время работало на инженера.

***

Когда дворецкий появился в дверях, она спросила у него:

- Джеймс, нет ли каких-нибудь телеграмм для меня?

Но это был не очень умный вопрос с её стороны, герцогиня и сама знала, что вышколенный до идеального состояния слуга сразу сообщил бы ей, приди для неё хоть одно сообщение. Просто она изнывала от неизвестности. Леди Кавендиш давно сама не работала, что называется, «в поле», и очень тяготилась этим. Всё это – больные глаза, которые по недосмотру или по неумению поставил ей прошлый её врач. Она была уверена, что, руководи она сама операцией на аэровокзале, результат был бы намного весомее. Но на этот раз слуга её удивил:

- Пришла только что телеграмма от коммодора Винтерса, миледи.

- Да, и что он пишет?

- Пишет, что будет к вечеру с докладом, - ответил слуга.

Признаться, герцогиня, несмотря на свои годы, весьма активно интересовалась молодыми мужчинами; это было побочным, но таким приятным эффектом удивительного эликсира жизни, что она колола ежемесячно. Так что новость эта была приятной и немножко будоражащей.

- Передай повару, что сегодня у нас на ужин будут гости, - распорядилась герцогиня.

- Разумеется, миледи, – Джеймс поклонился и вышел, закрыв за собою дверь.

А она осталось одна. Сидела, теребя на платье брошь с изумительным сапфиром, в нетерпеливом ожидании вестей от своих подчинённых. И никакая работа не шла ей на ум, а вот раздражение герцогиню не покидало, ведь ни эта американская дрянь, ни эти два болвана, Дойл и Тейлор, за всё прошедшее утро ей так ни разу и не написали.

И тут снова в дверях появился её старый дворецкий.

- Телеграмма, миледи.

- От леди Рэндольф? – оживилась леди Джорджиана.

- Нет, миледи, это от Аарона Гольдсмита.

Герцогиня сделала нетерпеливый жест рукой: давай сюда. И когда Джеймс поднёс ей телеграмму, взяла её и развернула.