Линкольн

Николс в сопровождении капрала приступил к поискам шляпы. В районе, где был произведен выстрел, на перекрестке проезжей и большой дорог, они нашли знакомый им шелковый цилиндр президента. Николс рассказал, что, «осмотрев шляпу, мы увидели в тулье дырку от пули. Мы тщательно обыскали весь район, но безрезультатно. На следующий день, возвращая президенту шляпу, я обратил его внимание на пулевую дыру. Шутя он сказал, что стрелял какой-то глупый человек, но, видимо, не в него; потом он добавил, что лучше об этом никому не говорить. Мы поняли, что кто-то покушался убить президента. После этого случая он никогда больше один не ездил».

Линкольна предупредили, что при посещении театров он слишком заметная цель для преступника.

Однажды вечером к театру Гровера без какой-либо охраны подъехали чета Линкольнов и спикер Колфакс. Гровер встретил их у обочины тротуара, проводил в ложу особым коридором. По окончании представления Гровер проводил их этим же путем на улицу. Вокруг кареты президента стояла толпа. Сотня с лишним зевак с удовольствием глумилась и издевалась над кучером. Гровер открыл дверцу кареты, помог гостям сесть и затем наблюдал сцену, печальную и вместе с тем комически нелепую.

На козлах, держа вожжи в одной руке, сидел юноша, бывший барабанщик, потерявший руку в бою. Сильной паре коней не стоялось на месте. Настоящий кучер, молодой ирландец, пьяный и потому неповоротливый, что-то бормоча, пытался взобраться на козлы. За три часа до этого его пригласили пропустить стаканчик, и он оставил коней на попечение однорукого юноши. Толпа наблюдала, как пьяный кучер грохнулся на булыжник мостовой и затем еле поднялся на ноги. Гровер записал: «Он пошатывался из стороны в сторону, затем крайним напряжением сил ему удалось перелезть через колесо, взобраться на козлы и вырвать вожжи из руки барабанщика, но когда он повернулся, чтобы сесть, то сорвался и во всю свою длину растянулся на тротуаре. Послышались издевательские и даже угрожающие крики.

Стоило кому-нибудь бросить камень, и все могло бы кончиться катастрофой».

Гровер схватил вожжи, вскочил на козлы, пустил коней рысью, спросил президента, кого куда везти, отвез домой сначала спикера, затем жителей Белого дома. Линкольн поблагодарил его, и Лионард Гровер скромно, но с должной аккуратностью пишет: «Кое-кто дошел до того, что утверждает, будто я спас Линкольна от гибели. Я знаю, что всего лишь вывел его из затруднительного положения». А пьяный кучер и однорукий барабанщик затерялись, пропали среди путаных рассказов историков.

Линкольн впервые видел «Гамлета» с Эдвином Бутом в главной роли. Пьеса «содержала какое-то особое очарование для мистера Линкольна», вспоминает художник Карпентер, цитирующий Линкольна: «Есть одно место, которое актеры склонны смазать… Это монолог короля после убийства:

Удушлив смрад злодейства моего.

На мне печать древнейшего проклятья…

Он без запинки, с большим чувством и богатством нюансов прочел все 37 строк; Карпентер отметил, что «монолог этот остался непревзойденным, хотя я видел многих на сцене». Затем Линкольн непринужденно перешел к роли Ричарда и произнес его знаменитый монолог с такой силой, что Карпентер «увидел произведение по-новому». Художник отложил свою палитру и кисти, чтобы аплодировать исполнителю.

Часто велись секретные обсуждения действий полковника Лафайета Бэйкера, начальника сыскного отдела, властителя преступного мира. У него порой работало от одной до двух тысяч сыщиков; их сети и щупальца захватывали и праведных и неправедных. Отдел номинально подчинялся Стентону.

Было достоверно известно, что Бэйкер свободно обращался с фактами и всегда мог изложить их в благоприятном для себя свете. Это был ловкий малый, его отличала бойкость речи и беспринципность действий. Стентон верил, что Бэйкер прекрасно раскрывает заговоры и пресекает махинации шпионов. Уэллес писал, что он «абсолютно ненадежный человек, плюющий на репутации и права людей, неспособный в них разбираться, всегда жаждущий создавать сенсации».

Регистратор казначейства Люсиус Читенден характеризовал Бэйкера как «жестокого и хищного человека»; его детективы зачислялись в отдел «без рекомендаций, проверки или даже расспросов». Обычно подозреваемого арестовывали, ему надевали наручники приводили в агентство Бэйкера, находившееся в полуподвальном этаже казначейства. Там подозреваемого «запугивали на допросе, причем по наглости Бэйкер мог сравняться с некоторыми руководителями уголовного суда».