Линкольн

Линкольн поднялся, снова у него в руках оказались листки рукописи, и во время выступления он изредка туда заглядывал. Чарльз Хэйл из бостонской «Адвертайзер», присутствовавший на церемонии также в качестве представителя губернатора Массачусетса, записал в блокноте речь президента, говорившего медленно и раздельно:

— Восемьдесят семь лет тому назад наши отцы создали на этом континенте новую нацию. Она пришла к жизни благодаря свободе и основывалась на утверждении, что все люди рождаются равными.

Теперь мы вовлечены в великую гражданскую войну; это серьезное испытание стойкости нашей нации, как, может быть, и для любой нации, созданной по нашему образцу.

Сегодня мы собрались на поле великой битвы. Мы собрались здесь, чтобы посвятить часть этого поля в качестве последнего убежища тем, кто отдал свою жизнь ради того, чтобы нация могла существовать.

И этим мы всего лишь достойным образом выполняем наш долг.

Но в более широком смысле мы не можем ни посвятить, ни освятить этот клочок земли, ни окружить его ореолом. Те храбрецы, живые и мертвые, которые бились здесь, сделали эту землю священной настолько, что теперь не в нашей власти что-либо к этому прибавить или отнять.

Мир едва ли отметит или надолго запомнит то, что мы здесь говорим, но он никогда не забудет того, что эти воины здесь совершили. Мы, живущие, должны посвятить себя требующему завершения делу, успеху которого они так благородно содействовали. Мы должны посвятить себя достижению поставленной перед нами цели: у этих чтимых нами покойников мы обязаны взять пример преданности делу, которому они были верны до конца; мы должны здесь твердо решить, что не напрасно эти воины отдали свою жизнь; наша нация, по воле бога, должна возродить свободу, и пусть вечно живет правительство народа, из народа, для народа.

Линкольн произнес десять фраз за неполные три минуты. Фотограф готовился снять этот исторический момент, но прежде чем он успел прикрыть голову черной материей, Линкольн уже произнес заключительные слова, и фотограф остался ни с чем.

Репортер нью-йоркской «Трибюн» да и другие журналисты передали в свои редакции выступление президента, предпослав ему одну лишь фразу: «Затем с речью выступил президент». Сам Линкольн был уверен, что он провалился и что речь его разочаровала аудиторию.

Гаррисбергская «Пэйтриот энд Юнион» разразилась руганью. «Президент в данном случае выступил удачно, поскольку он обошелся без здравого смысла и сдерживающих импульсов. Спектакль был состряпан больше в интересах его партии, нежели ради славы нации или из уважения к погибшим… Мы проходим мимо глупых замечаний президента; ради престижа нации мы согласны, чтобы покрывало вечного забвения их скрыло, и пусть никто никогда не повторит и не вспомнит их».

Чикагская «Таймс» считала, что «…мистер Линкольн бесчестно оклеветал убиенных под Геттисбергом и мотивы их поведения», когда говорил «о возрождении свободы». Газета добавила: «Они отдали свою жизнь ради прежнего образа правления, единственно ради конституции и Союза… Щеки каждого американца должны гореть от стыда, когда он читает глупые, плоские, бессодержательные высказывания человека, которого мы вынуждены представлять культурным иностранцам как президента Соединенных Штатов».

Один из репортеров чикагской «Трибюн» телеграфировал (если только кто-либо из редакторов не прибавил этого от себя), что «высказывания президента Линкольна на церемонии посвящения останутся навсегда в анналах истории народа». Репортер из «Газетт», Цинциннати, после передачи текста выступления добавил: «Это были должные слова в должном месте, идеальная во всех отношениях речь, заслужившая величайшее одобрение всех собравшихся».

Американский корреспондент лондонской «Таймс» сообщил, что «этот бедняга президент своими репликами превратил торжественную церемонию в посмешище… Трудно представить себе что-нибудь более банальное и тусклое».

Филадельфийская «Ивнинг бюлитин» писала, что тысячи не прочтут тщательно подготовленную речь мистера Эверета, но краткое слово президента мало кто прочтет, не прослезившись, не почувствовав сердечного волнения. Газета «Джорнэл» из Провидэнса напомнила читателям утверждение, что самое трудное в мире — это произнести хорошую пятиминутную речь: «Мы не знаем другой такой превосходной речи, как произнесенная президентом после выступления мистера Эверета».

Линкольн дал идею, установку, концепцию, ради которой стоило умирать. Это вызвало горестный вопрос и ответ одной ричмондской газеты: «А ради чего воюем мы? Ради абстракции».

Спрингфилдская «Рипабликан» комментировала речь так: «Как ни превосходна, как ни прекрасна была речь мистера Эверета на церемонии посвящения в Геттисберге, первенство в красноречии должно быть отдано президенту Линкольну. Его краткая речь подобна жемчужине; она была глубоко прочувствована, отличалась концентрированностью мысли и экспрессии, каждое слово и запятая были полны изящества и говорили о большом вкусе оратора». Еженедельник «Харпере уикли» писал, что «…слова президента шли от сердца к сердцу…».