Линкольн

Линкольна приветствовали в Трое, Гудсоне, Пикскиле. Затем последовал Нью-Йорк — парадные двери в Америку, — в огромный мировой порт которого прибывали корабли со всех морей, город, ставший финансовым центром страны, захвативший максимум контроля над торговлей, промышленностью, транспортом. Мэр города Фернандо Вуд как-то заявил, что Нью-Йорк должен стать свободным городом, отделиться от Союза, стать таким же суверенным, как и отложившиеся южные штаты, сохранить таким образом свою торговлю и продолжать «непрерывную связь со всеми секторами» страны. Это был город, в котором почти открыто брали взятки за разные привилегии и сделки на городские участки земли. Мэр, он же одновременно и партийный босс, взял по 5 тысяч долларов у двух адвокатов за назначения на должности судей в верховный суд штата; мэр и члены городского управления подписали контракт на уборку улиц, согласно которому они должны были платить одной фирме 279 тысяч долларов, в то время как другая фирма просила на 84 тысячи меньше. Личное состояние мэра за короткий срок увеличилось до четверти миллиона, и только продажность судей спасла мэра от осуждения за подлоги, лжесвидетельства и другие преступления. Мэр и его брат Бэн были хозяевами лотерей на основании патентов, полученных в южных штатах, удостоверявших, что они профессиональные игроки. Они были хозяевами нью-йоркской газеты «Дейли ньюс», в которой они открыто защищали интересы конфедерации.

Тридцать экипажей, в том числе и экипаж Линкольна, принимали участие в процессии, возглавляемой взводом конной полиции. Открытое четырехместное ландо, в котором восседал Линкольн, всего лишь несколько месяцев тому назад было предоставлено другому гостю — принцу Уэльскому. У Астор-хауза 500 полицейских сдерживали толпу горожан. Впервые Линкольну довелось встретиться со зловеще молчаливой толпой, преисполненной своеобразного любопытства. Здесь не было приветственных кликов, как в Буффало, Колумбусе, Индианаполисе.

В те времена в опере модно было носить белые перчатки, а Линкольн надел черные лайковые, которые на его огромных руках особенно выделялись на красном бархате ложи. В ложе напротив один южанин сказал своим спутницам: «Я полагаю, нам следует послать цветы могильщику Союза, сидящему по ту сторону зала». Эти слова вскоре стали известны, и газеты не преминули высказаться по поводу единственной пары черных перчаток в переполненном театре.

Грили писал в своей утренней газете «Трибюн», что Линкольну был поставлен ребром вопрос: «Какой может быть результат от южного взрыва? Действительно ли неизбежна гражданская война?» И Грили нaпeчaтaл свою версию побасенки, рассказанной Линкольном:

«Еще в бытность мою молодым адвокатом, я вместе с другими юристами часто разъезжал с выездным судом. Однажды лил сильный дождь, наступила ночь, нам предстояло переправиться через бурную реку Фокс, и мы решили подождать до утра. Мы остановились в таверне и были рады встретить там методистского старосту округа; он разъезжал в любую погоду и мог рассказать нам о повадках реки Фокс. Мы поспешили спросить его, хорошо ли он знает переправу через реку. «О да, — ответил он, — я часто переправлялся через нее и прекрасно ее знаю, но у меня есть твердое правило в отношении этой реки: я никогда не переправлюсь через реку Фокс до того, как подъеду к ней!»

Прием будущего президента в Нью-Йорке был самым детально разработанным, претенциозным, дорогостоящим и самым холодным из всех на пути Линкольна к вводу в должность.

Он выступил в Трентоне, Нью-Джерси и сказал, что лично он не такая уж важная персона, но поблагодарил за то, что его приняли как «представителя на данный период его величества народа Соединенных Штатов… Нет другого человека в мире, более преданного делу мира, чем я… Но если придется положить конец некоторым действиям, я это сделаю самым решительным образом». (Здесь аудитория одобрительно кричала так громко и так долго, что некоторое время не слышно было Линкольна.)

В Филадельфии он примерно в течение двух часов пожимал руки посетителям. Затем у него была беседа с Аланом Пинкертоном, детективом, служившим на железной дороге и возглавлявшим охрану мостов, поездов и т. п. Пинкертон с места в карьер сказал:

— Мистер Линкольн, мы узнали, что существует заговор с целью убить вас; это вне всякого сомнения. Покушение будет сделано послезавтра во время вашего проезда по улицам Балтимора. Мне предстоит перехитрить заговорщиков.

Линкольн слушал, сидя со скрещенными ногами; добродушное любопытство сменилось на его лице серьезной озабоченностью:

— Я вас слушаю, мистер Пинкертон.