Линкольн

Один бруклинский шапочник прислал Линкольну в подарок черный шелковый цилиндр. Линкольн сказал жене: «Даже если из этой кутерьмы ничего другого не получится, то уж, во всяком случае, одеждой мы будем обеспечены». Такие знаки вниманий доставляли миссис Линкольн большое удовольствие. У нее была особая манера высказываться: «Наши успехи очень нам приятны». Однажды зимним утром она сжигала бумаги на тротуаре. Сосед Джэйрд Ирвин попросил разрешения взять некоторые из них. Она согласилась. Ирвин спас от огня несколько очень интересных страниц из переписки четы Линкольнов.

Миссис Линкольн приняла на себя тяжелый труд рекомендовать своему мужу людей, которым он должен был предоставить должности.

В январе она съездила в Нью-Йорк. И получила полное удовольствие, выбирая и покупая платья, шляпы, обувь и украшения, которые подобали бы «первой леди в государстве». 26 января будущий президент с восторгом встретил жену и сына Боба, вернувшихся с востока. До этого он три ночи подряд, несмотря на холод и снег, безрезультатно ездил на вокзал. «Миссис Линкольн приехала в превосходном настроении, — писал Вилард в нью-йоркской «Геральд», — побранил ли ее Авраам за отсрочку приезда или нет, этого я сказать не могу, но я знаю, что ей было очень трудно расстаться с зимними развлечениями Нью-Йорка».

Однажды Линкольн поехал в Матун, опоздал к пассажирскому поезду, сел на тормозную площадку товарного поезда и доехал до Чарлстона. С шалью на плечах он прошел по грязи, слякоти и снегу вдоль всей длины товарного поезда и добрался до станции, где его ждала легкая двухместная коляска. Друзья отвезли его в дом, где он переночевал. На следующий день он проехал еще 8 миль и на старой ферме встретился с Сарой-Буш Линкольн. Они держались за руки и говорили. Они смотрели и смотрели в глаза друг друга. Она была для него всем, чем может быть только родная мать. Он был ей сыном больше, чем собственные дети. Он поцеловал ее в последний раз на прощание и уехал. Она знала, что сердцем он часто будет возвращаться к ней, даже когда будет разъезжать в открытом экипаже по Нью-Йорку или Вашингтону под развевающимися флагами, среди солдат, тысячных толп, приветствующих его на улицах; все равно он будет думать о ней, живущей в старом бревенчатом фермерском домике в графстве Колс в Иллинойсе.

Вечером 6 февраля, между семью и двенадцатью часами, дом Линкольнов посетило несколько сот «леди и джентльменов, — как писал один корреспондент, — цвет политического общества штата, все красавицы и модницы округи». Это был прощальный вечер. Будущий президент стоял у входных дверей, пожимал руки гостям; рядом стояли Боб, миссис Линкольн и четыре ее сестры.

Накануне отъезда в Вашингтон Линкольн и Герндон сидели в конторе, долго беседовали и вспоминали свое 16-летнее деловое содружество. У Герндона была одна просьба: чтобы Линкольн поговорил с губернатором Ейтсом о возвращении Герндона в банк на прежнюю должность ревизора. Линкольн обещал. Когда они спускались по лестнице, Линкольн пожаловался, что ему «уже надоела должность президента». «Меня берет дрожь, — сказал он, — когда я думаю о тех задачах, которые предстоит решить».

Линкольн заперся в комнате на третьем этаже дома у своего деверя и, окружив себя книгами и документами, готовил речь к 4 марта — дню торжественного ввода в должность в Вашингтоне, окруженный пушками, которые генерал Скотт грозился расставить в целях безопасности.

Два типографа поклялись соблюдать тайну, и им еще в январе поручили набрать текст речи и отпечатать ровно 20 экземпляров. С тех пор прошли недели, и никто не проболтался. Текст вступительной речи оставался неизвестным.

Линкольн вызвал Лэймона из Блумингтона и сказал ему: «Хилл, похоже, что будет война. Ты мне нужен, ты должен быть со мной». И Лэймон поехал, увозя с собой свое банджо, свою бульдожью цепкость и все прочее.

Одежда, мебель, книги, все домашние мелочи были упакованы в ящики и сундуки. На несколько дней всей семье пришлось переехать в Чинери-хауз, так как собственный дом был сдан в аренду; лошадь, коляску и корову продали; газету на немецком языке Линкольн снова уступил Канисиусу. В гостинице Линкольн самолично перевязал сундуки веревками и сделал на бирках надписи: «А. Линкольну, Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия».

Холодный дождь моросил 11 февраля, когда Линкольн и сопровождавшие его пятнадцать человек собрались в восемь часов вечера на станции железной дороги компании «Грейт Вестерн» в Спрингфилде. Локомотив, с невысокой трубой чинно пускал пары. К нему был прицеплен багажный вагон и специальный пассажирский. Президент компании и директор дороги принимали гостей. На станции и вокруг нее собралась тысячная толпа, в центре которой стоял Линкольн. Сотни старых друзей пожимали ему руку, желали успеха и счастливого пути. Все это было достаточно торжественно.