Линкольн

Авраам Линкольн высоко оценивал вклад негров в разгром рабовладельцев. Когда в 1864 году от него потребовали запретить неграм сражаться в армии Севера, он ответил: «Отнимите у нас и отдайте противнику 130–140 — 150 тысяч негров, которые сейчас служат нам в качестве солдат, матросов и рабочих, и мы не сможем дольше противостоять врагу».

Уничтожение рабства, закрепленное полным военным разгромом рабовладельцев в гражданской войне, явилось крупнейшим событием не только в истории негритянского народа США, но и поворотным пунктом в истории всего американского народа. И этот крупнейший прогрессивный акт неразрывно связан с именем Авраама Линкольна. Очевидцы свидетельствовали, что после подписания Прокламации об освобождении Линкольн сказал: «Если мое имя когда-нибудь попадет в историю, то за этот акт, и в нем — вся моя душа». Эти слова Авраама Линкольна выдержали испытание временем, освобождение рабов навеки обессмертило его имя.

Трудно согласиться с рядом положений, которые высказывает Карл Сэндберг. Так, например, нельзя безоговорочно присоединиться к оценке, которую автор дает восстанию Джона Брауна. У читателя может создаться мнение, что Браун был фанатик, который, как пишет Сэндберг, «убивал людей без суда и следствия» (стр. 135). Нет необходимости рассказывать о героическом подвиге Джона Брауна, об этом образно и ярко повествуется в книге Сэндберга. Все мысли и все действия Джона Брауна были подчинены одной идее — борьбе за уничтожение рабства. Ради этой великой идеи Джон Браун сознательно пошел на смерть. Он был уверен, что его гибель послужит новым мощным толчком к развитию борьбы за уничтожение рабства. И Джон Браун не ошибся, его героический подвиг воодушевил многие тысячи противников рабства на решительную борьбу за дело, ради которого пожертвовал своей жизнью Джои Браун. Антирабовладельческое движение поднялось на новый, более высокий этап, и Маркс писал по этому поводу: «По моему мнению, самые великие события в мире в настоящее время — это, с одной стороны, американское движение рабов, начавшееся со смерти (Джона) Брауна, с другой стороны — движение рабов в России» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 474).

Трудно согласиться с Сэндбергом, когда он утверждает, что уже в первые дни войны «Линкольн все больше присваивал себе власть диктатора» (стр. 211). Следует отметить, что в борьбе с реакционными, антиправительственными кругами Линкольн использовал только минимум тех прав, которые получает глава государства в условиях, аналогичных тем, которые создал мятеж рабовладельцев. Более того, Линкольн проявил много нерешительности и колебаний в борьбе с агентурой рабовладельцев на Севере, что серьезно ослабляло позиции антнрабовладельческих сил. Во всяком случае, Линкольн ни в коей мере не стремился к диктаторской власти.

Значительное внимание автор уделяет взаимоотношениям между Линкольном и генералом Мак-Клелланом; Сэндберг подробно анализирует порочные военные планы Мак-Клеллана, показывает, какой большой вред делу Союза наносила его медлительность при решении военных вопросов. Но следовало бы подчеркнуть, что Мак-Клеллан фактически был агентурой рабовладельцев в армии Севера. Его политические симпатии были целиком на стороне рабовладения, что не могло не наложить глубокого отпечатка на его деятельность в качестве главнокомандующего вооруженными силами Союза.

В книге Сэндберга приводится очень интересный и документально обоснованный материал о позиции России по отношению к правительству Линкольна. Автор с полным основанием приходит к выводу, что Россия занимала дружескую позицию по отношению к Северу. Реакционные деятели Англии и Франции вынашивали далеко идущие планы вмешательства в гражданскую войну в США на стороне рабовладельцев. «Руководящие деятели Англии и Франции, — пишет Сэндберг, — готовились признать конфедерацию, но им мешала Россия» (стр. 313).

Определяя причины дружеского отношения России к правительству Линкольна, автор указывает на то, что Россия не могла поддерживать Англию и Францию, «с которыми она незадолго до этого воевала в Крыму» (стр. 314). Сэндберг приводит также и другую причину. «К тому же у России, — пишет он, — не было такой текстильной промышленности, как у Англии и Франции! страдавших от хлопкового голода» (стр. 314).

Следует подчеркнуть, что дружеская позиция царского правительства по отношению к Северу была вызвана отнюдь не благожелательным отношением монархических кругов России к прогрессивным силам США, боровшимся с рабовладельцами.

Суть вопроса заключалась в том, что Россия была заинтересована в сохранении сильных, единых Соединенных Штатов как противовеса Англин и Франции, которые были основными конкурентами России.