Линкольн

За завтраком Линкольн выслушал рассказ своего сына Роберта о жизни на фронте и вглядывался в привезенный сыном портрет генерала Ли.

— Хорошее у него лицо, — сказал президент. — Я рад, что война кончилась.

После завтрака пришел спикер Колфакс, конгрессмены, сенаторы. Некоторые из них просили о помилованиях, об освобождении из плена и из тюрем «заблудших», «случайных», «сделавших ошибку» мятежников, и Линкольн шел им навстречу, ибо теперь ему это легче было сделать, чем во время войны.

«Вашингтон находился как бы в бреду», — записал Крук. Все праздновали, каждый по-своему. Люди делились на две категории: на опьяненных духовно и на пьяных физически. К президенту шел поток посетителей, желавших поздравить его.

Линкольну не хотелось идти в театр, где показывалась слабая пьеса «Наш американский кузен». Но миссис Линкольн горела желанием посмотреть Лору Кин в главной роли. Линкольн предложил ей пригласить Гранта с женой. Генерал принял приглашение, и сообщение об этом попало в газеты.

Но Грант потом отказался. По всей вероятности, миссис Грант сказала мужу, что чем больше она думала об этом, тем яснее ей становилось, что она не в состоянии будет выдержать вечер в обществе взбалмошной женщины, отметившей свой визит в Сити-Пойнт взрывами гнева и приступами ревности.

В страстную пятницу утром Грант впервые присутствовал на заседании кабинета под председательством президента. Если в описании Уэллеса заменить третье лицо на первое, то речь Линкольна выглядела так:

— Считаю, что само провидение помогло нам подавить мятеж после того, как конгресс прервал свою сессию, и беспокойные элементы этого органа не могут помешать нам или затруднить наши действия. Если мы проявим мудрость и благоразумие, мы сумеем вдохнуть новую жизнь в штаты и побудить их правительства успешно повести дела. Мы восстановим порядок и Союз в прежнем составе еще до того, как конгресс соберется в декабре… Надеюсь, что нам не придется применять наказания и заниматься кровавыми делами после окончания войны. Пусть ни у кого не будет надежды на то, что я приму участие в повешении или убийстве этих людей, даже худших из них. Напугайте их так, чтобы они бежали из страны, откройте им ворота, сбросьте засовы, вселите в них панику…

Он взмахнул руками, как будто пугал овец:

— Достаточно жизней было принесено в жертву войне.

Фредерик Сьюард участвовал на этом заседании в качестве исполняющего обязанности министра иностранных дел вместо своего отца, все еще прикованного к постели из-за сломанной челюсти. Молодой Сьюард добавил некоторые детали, не замеченные Уэллесом. «Все, кто присутствовал, полагали, что для установления общего доброжелательства и дружбы хорошо бы ограничиться минимальным количеством судебных процессов». Генеральный почтмейстер Денисон спросил:

— Я полагаю, мистер президент, что вы нисколько не пожалели бы, если бы они все бежали из страны?

— Что ж, — не спеша ответил президент, — конечно, я нисколько об этом не сожалел бы; но я стою за то, чтобы их преследовали очень энергично до тех пор, пока точно не удостоверятся, что они действительно бежали.

Нужен был исчезнувший Дэвис. Живой представил бы затруднения, мертвый стал бы укором.

Хотя Линкольн опасался, что вместо гражданской начнется расовая война, он широко опубликовал свою «Прокламацию об освобождении». Линкольн понимал, что его политика в отношении южан кажется многим извилистой, его поведение — загадкой, но он добивался прочного положения в стране, имея в виду, что имущественные интересы, размеры конфискаций будут играть большую роль в восстановительном процессе.

Шаг за шагом, но цепи рабства сломали. И теперь возник конфликт между освободителями: дать неграм полную политическую свободу немедленно или попозже?

Восстановительные планы Линкольна вызвали огромное сопротивление. Радикальным республиканцам они были просто противны. Уэнделл Филлипс считал, что президент «первоклассный второстепенный деятель», медлительный, мешающий, требующий постоянного присмотра. Филлипс опасался, что президент предоставит избирательные права лишь неграм, умеющим читать и писать, и солдатам союзной армии.

Если бы противники Линкольна были только политиками, то их оппозиция потерпела бы фиаско с самого начала. Но они были еще и крестоносцами, которые считали, что это они вызвали освободительную войну, и в этом они были частично правы. Но теперь они уверовали, что это они и песня о Джоне Брауне разгромили южан, и в этом они полностью ошибались.

Оппозиция учитывала, что предстоит долгая борьба. Им придется отнять у президента контроль над партией. Им придется лишить президента поддержки нескольких могущественных концернов, которые не только выиграли от действий Линкольна, но надеялись и впредь получать привилегии. Оппозиции придется подорвать огромную популярность президента в народе.