В первом полугодии 1863 года тысячи негров вступили в армию Севера. Генерал-адъютант Лорензо Томас обратился к солдатам и офицерам с посланием, одобренным Линкольном и Стентоном: «Я требую от вас приветливо и сердечно… принять любых членов этого несчастного народа… если они появятся перед нашими линиями фронта… примите их с открытыми объятиями, накормите их, оденьте, дайте им оружие… я уполномочен сформировать как можно больше полков из черных и назначать их на командные посты любого ранга».
Стало известно, что правительство конфедерации приказало не брать в плен, а расстреливать на месте белых офицеров, командующих черными подразделениями. И Томас предупредил, что он будет назначать на командные должности только белых, убежденных в правоте дела, и увольнять тех, кто позволит себе плохо обращаться с освобожденными неграми. В мае 1863 года военное министерство официально объявило, что открыто бюро по вербовке негров в армию.
Солдатам-южанам был дан неписаный приказ: в бою убивать всех негров, свободных и рабов. От Линкольна потребовали в возмездие убивать всех белых южан, взятых в плен.
Лонгфелло записал в своем дневнике 28 мая 1863 года, что в Бостоне он «видел первый полк черных, который прошел по Бикон-стрит. Импозантное зрелище; в нем есть что-то ненормальное и странное, как будто виденное во сне. Наконец-то Север согласился разрешить неграм воевать за свою свободу».
Миссис Трют, негритянка, кормилица, должна была выступить на митинге аболиционистов в одном из городов Индианы, в котором у власти находились «медянки». Местный видный врач, лидер «медянок», с места заявил, что у присутствующих появилось подозрение, что оратор — мужчина, переодетый женщиной. Большая группа людей, сказал врач, требует, чтобы докладчик показал свою грудь комиссии из дам. Высокая, сильная, смелая, необразованная Трют несколько минут стояла, будучи не в состоянии вымолвить ни слова. Затем движением, полным изящества, она расстегнула платье и обнажила свои груди. Глубоким контральто она просто сказала, что своей грудью она вскормила своих черных малюток, но еще больше она вскормила чужих белых детей. Аудитория оцепенела. «Медянки» потихоньку устремились к выходу. Лицо одного из них было искажено ненавистью и сомнением. В этой накаленной атмосфере высокая черная женщина, недавняя рабыня, возобновила свою мольбу о свободе для ее расы.
Размышления людей о неграх и их роли принимали разнообразные формы. Аболиционистские издания перепечатали заметку из мемфисской «Бюлитин»: «Негр зашел в зоосад и увидел обезьяну. Она кивала головой, протягивала руку для пожатия… и показалась негру настолько разумной, что он заговорил с ней. Но обезьяна в ответ только качала головой. Негр сказал: «Ты права, что молчишь. Стоит тебе сказать слово, как белый в ту же минуту сунет тебе лопату в руки».
К Линкольну однажды пришел мулат Фредерик Дуглас. Мать его была рабыней, отец белым. В свое время он воспользовался бумагами свободного негра и бежал из Балтимора. В Нью-Йорке на Бродвее он встретился с другим беглым рабом, который предупредил его, что нужно держаться подальше от негров; среди них были доносчики, готовые за несколько долларов выдать беглецов.
Дуглас сказал Линкольну, что его колонизационный план порочен: «К цветной расе нигде не будут относиться с уважением, до тех пор пока ее не будут уважать в Америке». Президент возражал против одинакового жалованья для белых и черных солдат. Для этого время еще не пришло. Позже можно будет. Ведь приходится считаться с сильной оппозицией к приему негров в армию. У них были серьезные основания воевать с южанами, и они должны идти в армию на любых условиях. Линкольн не был согласен расстреливать и вешать пленных южан в отместку за убийства пленных негров. Месть — ужасное лекарство; нельзя предвидеть, к чему оно может привести. Если бы он, Линкольн, мог схватить непосредственных убийц негров-солдат, он бы воздал преступникам должное, но вешать одних за преступления других — это было противно его морали. Дуглас отметил, что «…во всем этом я видел мягкое сердце человека, а не сурового воина и верховного главнокомандующего американской армии и флота. Хотя я не соглашался с ним, но я уважал его человечность». Линкольн обещал Дугласу, что если Стентон представит ему негров-солдат и командиров к повышению, то он их утвердит.
В начале 1863 года Чарльз Дана сообщил в военное министерство из Мемфиса, что мания быстрого обогащения на спекуляциях хлопком охватила многих евреев и янки. Пользуясь разрешениями федеральных министерств, они покупали у южан хлопок по низким ценам и продавали его текстильным фабрикам Новой Англии по высоким. Сам Дана вложил в это дело 10 тысяч долларов и разбогател; тем не менее он писал Стентону: «Я не выполнил бы свой долг, если бы… не умолял вас положить конец этому злу, такому чудовищному и соблазнительному».