Линия разлома

Абу Джабраила сопровождали несколько вооруженных послушников, с короткими бородами, без усов и в коротких штанах – чтобы джинны не цеплялись. Керивник привычно обратил внимание на оружие – по нему можно сказать, кто и откуда снабжается. У послушников были настоящие автоматы «АКС-74», но с необычными, проволочными прикладами германского образца и новым пластиковым цевьем. Это польские. Польша – наряду с «Бериллом» возобновила производство классических «АКМ», «АКМС», «АК-74», «АКС-74» и автомата с очень укороченным стволом[58], что-то типа «АКМСУ» или русских переделок из гражданского от «Молота». Значит, снабжаются не через местные склады, а напрямую через Польшу. И готовятся идти в Россию. В России очень удобно воевать тем же оружием, что у русских. Моджахеды двадцать первого века…

– Добрий день, – сказал керивник по-украински.

– Салам…

Двое внимательно рассматривали друг друга. Перед керивником был мужчина лет сорока, погрузневший, с черными, злобными глазами и окладистой бородой. От него пахло кровью и смертью…

– Я от Синего.

Какое-то время Абу Джабраил мерил взглядом посланца:

– Пошли.

Подъезд был грязный, заплеванный. На втором этаже тусовались, курили какие-то бородачи, от них буквально шибало злобой. Все стены разрисованы, в основном арабская вязь, запомнилось по-русски: «бей и режь отступников веры» и «сегодня Краина, завтра Русня». Некоторые двери вынесены и прислонены к стене.

Они зашли на восьмой этаж, там лестницу перекрывала вваренная стальная дверь, около нее был автоматчик. Поднялись дальше, прошли в одну из квартир. Там прямо на пол были постелены ковры и какие-то циновки, похожие на мешки, в каждой комнате краской была нарисована кибла – направление на Мекку. Прямо у стены, под самый потолок – сложены зеленые ящики армейского образца – с оружием, к гадалке не ходи. Людей немного.

– Где люди? – спросил керивник.

– На войне… – ответил Абу Джабраил, захохотал, – в горах. Пока война ненастоящая… потом будет настоящая…

Потом будет настоящая…

Они прошли в комнату, пустую и относительно заставленную мебелью. Там был стол с ноутбуком, в двух углах включены телевизоры, один настроен на «Аль-Джазиру», другой – на «Аль-Арабию». К каждому подключен выносной жесткий диск – пишут эфир. Потом все это будет отсмотрено, при необходимости нарезано на ролики, распространено. Работают четко… оператор в каждом джамаате. Причем он – второй после амира, потому что денежное содержание джамаата зависит от количества и качества материала, отснятого операторами.

У них в некоторых сотнях тоже пытались так сделать… но не получилось. Потом это было запрещено – если пленки попали бы в руки русским, из них можно было бы получить слишком много информации.

Абу Джабраил что-то сказал на неизвестном керивнику языке – и один из телохранителей вышел. Вернулся с блюдом с пловом, поставил перед ними. Разлил чай.

– Кушай, дорогой.

Керивник улыбнулся. И стал есть только после того, как начал есть и Абу Джабраил…

– На каком размолвлять будем? Я вашу мову плохо совсем знаю.

– Нет проблем. Можно на русском.

– Это хорошо… – Абу Джабраил ел плов прямо руками. – Вы с русскими промахнулись. Какая разница, на каком языке говорить – русском, не русском. Аллаху Всевышнему все равно, какой ты национальности. Он смотрит на веру. В Хаме[59] – под конец русских несколько джамаатов было, Иншалла. Русские, татары, чеченцы, аварцы. А наши селюки, кстати, зассали ехать. Даже татар было немного…

– У нас другие дела были, – ответил керивник.

– Да… – амир не заметил напряженного тона, – только дела эти… Я все-таки в Русне вырос, русистов знаю. Они хоть и неверные, но если уверуют, нет моджахедов лучше. В Хаме русских братьев, как огня, боялись, они всегда впереди шли. А тут… селюки селюками. Моя хата с краю, ничего не знаю. Полный ширк, аг’узу биллах мина шайтани раджим.

Керивник слушал… нет, он, конечно, понимал, что враг моего врага мой друг – а эти немало сделали, делают и будут делать для разрушения Империи. Другое дело – а что будет с ними самими после того, как Империя рухнет? Что начнут творить вот эти вот? Здесь, во Львове, в Виннице, в Киеве. Кой черт – они уже творят!

Можно ли распространять чуму и не заразиться от нее самому? И где кончается та грань, за которой вынужденный друг становится врагом?

– Я отправляюсь в Тюмень. Синий сказал, что ты можешь мне помочь.

– Тюмень… Тюмень хороший город… Главный там сейчас… Абу Искендер. Он хороший брат. Есть хорошие братья, делающие джихад имуществом. Когда найдешь Абу Искендера – скажи, что ты от Рауфа… он поймет. Опирайся больше на русских, там есть хорошие русские братья, зубами рвать будут. А в Тюмени лучше всего джихад поджогами делать. Лес поджечь… пусть кяфиры горят. Им все равно – ров…

Информация к размышлению Документ подлинный