Линия Горизонта

– Мне это неинтересно. – Отобрав у Артура альбом, художница помахала им перед собой. – Вот моя жизнь. Все, что у меня есть. И за Городом я не слежу, пусть этим занимаются те, кому есть до этого дело.

Артур скривился и первым вышел из дома.

– Так чем же вы занимаетесь? – спросила Лилия, догнав его уже на улице.

– Я всего на несколько лет моложе…

– Я поняла, хорошо, – улыбнулась Лилия. – Откуда у тебя эта привычка не слушать людей?

– Тебе ведь известно, чем занимается мой отец?

– Конечно, твой отец перерабатывает мусор в северном Городе.

– Да, отец всего за два-три года стал лордом – титул он получил от лорда Грея. Со стороны может показаться, что это занятие очень простое – сидеть в кабинете и руководить сортировкой и переработкой мусора, уменьшать отходы, отправлять органику в Храм, а неорганические отходы – на специальные станции…

Они перешли через широкую оживленную улицу, по которой сновали электромобили, груженные домашней утварью, и углубились в очередные извилистые улочки, которыми изобиловал Город.

– Однако это не так. Работа очень грязная, что уж там скрывать. К нам идут люди, которые не смогли учиться в университете при Храме и вообще оказались никому не нужны. Управлять ими – самое сложное. От отца я научился заранее понимать, что хотят сказать мне люди, что они будут делать. Но сейчас… сейчас мне кажется, что все идет наперекосяк.

Он остановился на пересечении двух переулков; уходившие вперед и вправо от них улицы превратились за последние несколько лет в стихийный рынок, на котором торговали всем, чем придется. Беднота города много лет тащила с производственных станций, из лавок все, что плохо лежало, и торговала этим здесь, на черных рядах, тянувшихся до стены, вдоль которой располагались самые нищенские ночлежки.

– Повадки людей на этих двух улицах я знаю очень хорошо. – Васильев кивнул на оборванных лавочников. – Сейчас я расскажу тебе о них кое-что интересное.

Он прищурился, внимательно посмотрел на обе улочки, вздохнул, что-то соображая, а после быстро заговорил:

– Мясник в ближайшей к нам лавке богаче всех здесь присутствующих, но поэтому покупать у него мясо нельзя. Оно будет либо тухлым, либо просто непригодным для еды. Но его мясо дешево – он покупает эти отбросы в городских лавках и торгует ими здесь. Намного лучше мясо у лавочника на другой улице. Именно поэтому он туда и перебрался – подальше от злобного конкурента, который однажды пытался сжечь его лавку. Видишь – один из деревянных навесов обгорел? Там еще вывеска висела в виде окорока. Дальше, видишь мальчишку, который крутится вокруг лавки с лепешками?

Лилия кивнула, завороженно наблюдая за копошившимися перед ней людьми, раскладывавшими товар. Надвигавшееся на Город восстание заставило хозяев закрыть часть лавок – торговали только самые ушлые и бесстрашные.

– Полагаю, он из очень бедной семьи. Может быть – даже из многодетной. Сейчас он стащит лепешку, но его поймают – торговка давно следит за ним. Его проведут мимо нас и сдадут прикормленному полицейскому. В тот момент, когда на него отвлекутся взрослые, его брат, может быть, сестра, а может – просто сосед, стащит целую охапку лепешек и убежит.

Не успел Артур сказать это, как мальчишка протянул руку за лежавшей на краю прилавка лепешкой, торговка хлопнула его по руке, схватила за шиворот и, погоняя перед собой пинками, вытолкала взашей из торгового ряда, на краю которого малолетнего вора грубо схватил двухметровый амбал грозного вида – полицейский. И, разумеется, как только торговка повернулась спиной к своему прилавку, из-за угла выскользнул еще один чумазый ребенок, схватил тонкими ручонками десяток лепешек и растаял в толпе.

– Как ты угадал все это? – Лилия рассмеялась и удивленно посмотрела на Артура.

– Не угадал. Я умею наблюдать и делать кое-какие выводы. К сожалению, этот фокус проходит только с такими вот нищими оборванцами. Иногда я забываю, что не все мои знакомые такие.

– Поразительно, – выдохнула Лилия, наблюдая, как полицейский в конце улицы, покачав головой, отпустил мальчишку, видимо не желая с ним связываться.

– Это улицы Города, не более. – Васильев снова нахмурился. – В чем-то ты права, конечно, – наш Город состоит из людей, как твоя жизнь – из их портретов. Но ими не ограничивается. Мы идем к Куперам сейчас потому, что важно еще и какова их жизнь – этих людей. Если в Городе происходит что-то столь непонятное, я должен разобраться в этом прямо сейчас. И лучше всему этому оказаться пустой ерундой.

– А если нет, если это что-то важное?

– Я могу предположить, почему пропадают люди, – их могут схватить полицейские и упрятать в нижние камеры. На многие-многие годы. Но если это так, то почему о них никто не хочет говорить? Значит, люди напуганы так сильно, что даже портрет пропавшего родственника не может заставить их говорить.

Окна в доме Куперов были плотно закрыты наспех сколоченными деревянными ставнями; особой нужды в этом не было – стекла были достаточно прочными, но многие бежавшие опасались за то свое имущество, которое не сумели вывезти.