Линия фронта

И Евгений и Сашка смутно представляли себе общую обстановку на фронте и положение в городе. Откуда им было знать, что на центральном и северном участках огромного, почти в три тысячи километров, фронта она несколько стабилизировалась. К концу августа активные действия Западного фронта даже заставили противника создать у Ярцева оборону; немцев отбросили в районе Духовщины и ликвидировали ельнинский выступ; затихло Смоленское сражение, и гитлеровцев вынудили отказаться от немедленного наступления на Москву; на севере стойко защищался осажденный Ленинград, на крайнем юге упорно сражалась Одесса. И лишь войска Юго-Западного фронта, охватив Киев громадной дугой, все еще пятились на восток. В этих условиях резервы Южного фронта нанесли из района Умани контрудар, что позволило командованию вывести армии правого крыла фронта из-под угрозы окружения.

В беспрерывных и сложных перегруппировках резервные части перемешались. Одни из них продолжали бои в составе отходящих на юг, к Первомайску, войск; другие же, потеряв связь с высшими штабами, пробивались на север и утюжили тылы и коммуникации немецких мехкорпусов. В этом потоке вместе со всеми двигался взвод Евгения. В двадцатых числах сентября, когда саперы добрались до Киева, уже отгремели семьдесят дней обороны на Ирпене, отошли за Днепр основные силы Юго-Западного фронта, танки Гудериана и Клейста соединились у Лохвицы. Дольше других продолжала бои за столицу Украины 37-я армия, но и ее дивизии оставили Киев пятнадцатого числа.

Взвод ждал своих лазутчиков на берегу Днепра, в ивняке. Саперы поначалу намеревались переправиться с ходу, но не нашли плавсредств; к тому же не хотели бросать пушечку, а Днепр под Киевом широк. Да и в обстановке не было ясности, о положении в самом Киеве говорили всякое, и не терпевший неопределенности Бойко отправил в город Евгения…

Разведчики набрели в кустах на дренажный колодец. Евгений потрогал тяжелую смоленую крышку и невольно оглянулся: не зазвякает ли на рельсах вагон с Подола? Но внизу было тихо.

— Пошли… — сказал Евгений.

Он знал, где можно проскользнуть незаметно, помнил место, где они с Костиком зимой стреляли из ружья Владимира Богдановича и резали бузину на трубки. Евгению чудилось, что через полчаса он попадет на Печерск, в теплую комнату, мать встретит его, поворчит и раскроет завернутую в передник кастрюлю с горячей картошкой. Не глядя на отчима, Женя виновато присядет к столу…

Справа от них осталась серая коробка — недостроенный памятник Шевченко, потянулись уступами террасы на месте Аскольдовой могилы. Ни склепов, ни крестов на кладбище давно не осталось, даже ротонда утонула в зарослях. Разведчики, одолев почти отвесный обрыв, пробрались в архиерейский сад, оттуда, через забор, — во двор. Евгений прислушался: все было спокойно. Как воры, крались они по коридору к двери, но ключа на обычном месте не нашли и вернулись в темный, безлюдный двор. Недолго думая, Евгений сорвал прибитую наискось к раме доску и отворил окно.

Из комнаты пахнуло стоялым воздухом. Электричества в городе не было, и Евгений, велев Сашке встать к окну с одеялом, зажег спичку.

Кругом были следы поспешных сборов. На столе и на кровати валялись белье, обрывки газет. Возле этажерки на гвоздике висел пионерский галстук. У Евгения сжалось сердце. Однако предаваться воспоминаниям было недосуг. Он нашел в шкафу свой костюм, кое-что подобрал и Сашке.

— Надевай!

На Печерске — безлюдно. По улице Январского восстания ветер гнал листья, неезженые трамвайные рельсы после дождя схватило ржавчиной. От остановки, что у посеченной пулями стены Арсенала, в сторону Лавры тащился старый дворник Нестор: собирал в торбу каштаны. Евгений остановился. На него холодно пялились окна беззвучных, замерших зданий. Евгений все смотрел на старого дворника, который не узнавал его. Пройдя до поворота, Нестор с усилием разогнул спину и тяжким взглядом повел по стенам нового, перед войной выстроенного на месте разобранной церкви дома, привычно оглядел пушку-памятник и пошел дальше. Из подворотни выскочил под ноги дворнику кот с бантом, за ним мальчик. Оба крутнулись под каштанами и убежали. Евгений тоже пошел.

У восемьдесят четвертой школы, на спуске, дымила опрокинутая трехтонка в кипой кровяных бинтов в распахнутой кабине. На проводах висел тряпичный хвост змея. С пьедестала удивленно глядел кудрявый Пушкин.

Евгений оглянулся — дворник пересек пустой развилок и, не посмотрев на тлеющий грузовик, пошел обратно. Подле каменных ворот с крестами Нестор поднял с земли битую грампластинку и в сердцах бросил в урну.

Город притих, лишь по улицам слонялись неугомонные подростки. У булочных наметились очереди, в продуктовом магазине дзинькнуло толстое бемское стекло.

Евгений с опаской рассматривал знакомые дома и незнакомые лица, по старинке подфутболил каштан, и лишь фыркнувший за спиной броневик с крестами отрезвил его. Евгений съежился и юркнул в ближайшую подворотню.