- Ах, Любонька, я не знаю, как же можно замуж выходить без любви. Я хочу испытать самые настоящие, возвышенные чувства, о которых так поэтично писал Пушкин, о которых рассказывается в романах Ивана Тургенева.
- Не фантазируй, Аглаша, - строго погрозила пальцем сестра. – Мужа полюбишь уже в браке. Поверь мне, я тоже выходила за Константина Петровича не совсем по своей воле, но, веришь, ни разу не пожалела. Все- таки мне очень повезло с моим супругом. Он любит меня, балует. Но, самое главное, уважает. Вот и тебя, моя сиротинушка, приютил без условий, потому что понимает, что нам только на него вся надежда. Он – наша опора в жизни. Наше – всё.
- Я знаю, Любонька, что ты с Константином Петровичем заменили мне родителей. А то бы отправили бы меня в монастырский приют, и не было бы у меня такого замечательного угла, этого дома, в который я с таким удовольствием возвращаюсь. Как замечательно мы встретим Рождество! – всплеснула руками Аглаша и даже слегка подпрыгнула.
А потом порывисто обняла сестру и замерла от переизбытка чувств.
Мягкая рука Любови Васильевны гладила по шелковистым волосам, ласкала эту девочку, вселяя в нее уверенность в то, что у нее все будет хорошо.
- Ну, что же мы стоим? – вдруг произнесла Люба. – Живо беги в свою комнату переодеваться. Сейчас позову Лизу, которая поможет тебе надеть новое платье. Я старалась подобрать по твоей фигуре. Платье лежит на кровати и дожидается свою хозяйку!
- Ах, Любонька, благодарствую. Не стоило делать мне такие дорогие подарки. Ведь платья нынче стоят дорого.
- Мне для моей красавицы ничего не жалко. Кто о тебе позаботится, если не я? Ну, беги, переоденься, а то тебе твоя форма пансионерская, наверное, уже надоела.
- Как же ты меня понимаешь всегда, - лукаво улыбнувшись, ответила Агафья.
Легкой походкой она удалилась в дальние покои – в комнату, которая была отведена специально для нее.
В этой просторной комнате хранились ее любимые книги; на письменном столе стояла чернильница с набором перьев, ножичек из слоновой кости; в столе-бюро хранились маленькие секреты юной девицы – письма подруг, альбом с иллюстрациями и эпиграммами от светских молодых людей; в шкатулке - нехитрые украшения, доставшиеся по наследству от матери, рано ушедшей из жизни. Это был уголок Агафьи, ее личные стены, в которых она чувствовала себя достаточно уютно. Она страшилась представить себе, что произошло, если бы Любовь не взяла сестру на содержание, а оставила бы сиротствовать у чужих людей. Страшно становилось до слез в глазах.
Агафья подошла к киоту, опустилась на колени, устремив глаза на икону Божьей Матери, и начала шептать губами благодарственную молитву во здравие своих близких и царствующего семейства. Молилась долго, горячо. Осенив себя крестным знамением, поднялась с колен. В душе воцарилось спокойствие.
Агафья придвинулась к кровати, напротив которой висело огромное зеркало в резной оправе. Она посмотрела в него. Отражение показало ей изящную девицу с тонким станом, с высокой грудью, белоснежной кожей, высоким, чистым лбом, и легкими завитками, которые выбивались из гладко зачесанных волос. Темные брови тонкой дугой очерчивали глаза, светившиеся живостью и умом. Губы алели цветом молодости. Внешность немного портил вздернутый нос со слегка широковатыми ноздрями, но этот недостаток видела в себе только Агафья, не понимая, что эта особенность ее лица придавала особое очарование внешности девушки.
Агафья подняла взгляд к часам, которые были расположены над зеркалом. Эти часы были памятью о родителях. Они были куплены за девять лет до рождения младшей дочери, и являлись семейным сокровищем. Часы из темного полированного дерева, с окошком, за которым качался маятник, отбивая ритм, отсчитывая секунды. На поверхности тонкими металлическими пластинами был сделан рисунок в виде распустившихся кувшинок. Эти часы уже отпраздновали четверть века, а сколько им предстояло еще отсчитать времени – никто и не знал. Но Агафья понимала, что куда бы ни закинула ее судьба – эти часы всегда будут с ней, будут жить в ее доме, видеть ее детей и внуков, возможно, правнуков. Она так хотела. Потому что часы были памятью о ее родителях, семейной реликвией.
В дверь тихонько постучали.
- Войдите! – звонко отозвалась на стук Агафья.
В комнату робко шагнула Лиза – горничная Любови Васильевны, присела в легком реверансе, склонив голову:
- С приездом Вас, Агафья Васильевна! – быстро, скороговоркой, поприветствовала девушка.
- Благодарствую, Лиза, - живо ответила девушка. – Давай, без церемоний. Я хочу скорее примерить новое платье, купленное для меня моей любимой сестрой. Ты только посмотри, какая прелесть! Какая тонкая работа швеи. Какой кропотливый труд – ажурная вышивка по подолу и манжетам. Глаз оторвать невозможно.
- Да, платье должно сидеть на Вас превосходно, - отозвалась Лиза. - Помогу Вам, Агафья Васильевна, переодеться к обеду.