Линии разлома

Меня покрывает мягкое, пушистое облако счастья, словно само Небо вздохнуло от облегчения и удовольствия.

Ха-ха! Итак, мои усилия не были напрасны. Несмотря на ошибку в раздевалке, у меня получилось. Я покину этот дом и заживу наконец настоящей жизнью.

Все теперь не важно. Пусть мисс Келли дубасит меня по башке «Полным собранием опусов Людвига ван Бетховена для рояля», пусть девочки в школе берут меня в кольцо, как охотники дичь, указывают пальцем и злобно хихикают, пусть учительница танцев ставит меня в угол, потому что я седьмой раз подряд провалила пируэт… все это не имеет никакого значения: я больше не принадлежу этому миру, я еду в Нью-Йорк!

В начале июня бабушка начинает готовиться к маминой свадьбе. Ее недовольство так велико, что она ходит с поджатыми губами, но все-таки покупает мне новое платье из желтой тафты — пышное, с кружевными вставками и черным пластиковым ремешком. Утром великого дня мы идем в салон, парикмахерша моет мне голову горячей-прегорячей водой и накручивает волосы на бигуди, пришпиливая их розовыми шпильками. Кожа так натягивается, что я готова взвыть от боли. Потом она сажает меня под сушку, и я истекаю потом под обжигающе-горячим гудящим колпаком, бигуди колют и царапают череп, но я терплю, потому что хочу быть красивой на мамином празднике. Меня ждет разочарование: сняв бигуди, парикмахерша так сильно начесывает кудряшки, что я становлюсь похожа на психованную дуру, а потом сооружает пучок à la «шлем Минервы» и заливает его лаком. Я едва узнаю себя в зеркале — такая прическа на голове маленькой девочки просто нелепа. Несколько минут я борюсь с платьем, чулками и туфельками, и наконец бабушка выносит вердикт: «Сойдет».

В церкви полно народу, но я не знаю никого, кроме бабушки с дедушкой да двух или трех маминых друзей, которых видела у нее в тот памятный апрельский день. Бабушка напряжена до предела, она молчит и смотрит прямо перед собой, и я тихонько спрашиваю Питера:

— Почему ты женишься в церкви, если не веришь в весь этот вздор?

— Твоя мама сказала мне, что это театр, — отвечает он. — Спектакль о свадьбе, понимаешь? У каждого своя роль. Кстати, у тебя потрясное платье.

— Спасибо. — Я благодарна Питеру за его маленькую ложь. — Твой костюм тоже ничего.

— Ну так вот… когда наступит мой «выход», я поднимусь, надену Крисси кольцо и произнесу «Да». И знаешь, Сэди…

— Что?

Он наклоняется еще ближе и произносит заговорщическим тоном:

— Я выучил свой текст наизусть.

Я прыскаю от смеха, и бабушка немедленно дает мне тычка локтем по ребрам. Орган с надсадным свистом заводит «Свадебный марш» Мендельсона, и все оборачиваются, чтобы посмотреть, как дедушка медленно ведет маму по центральному проходу. На ней совсем простое платье — белое, длинное, без рукавов, золотистые волосы заплетены в косички и украшены белыми цветочками. В мире никогда не было невесты красивей.

— Смотри, — шепчет Питер, — твоя бабушка плачет, точно в нужный момент! Теперь мой выход. Я боюсь. Так что я должен сказать?

— «Да».

— Ну конечно. «Да». «Да». «Да».

Он медленно идет к алтарю — и через несколько мгновений актер, играющий роль священника, объявляет, что отныне моя мама и Питер Зильберман связаны священными узами брака.

Свадебный прием сражает меня наповал количеством еды. Гости курсируют между столами, угощаясь разнообразными маленькими пирожками. За все, конечно, заплатили родители Питера — они богачи, мои бабушка с дедушкой ни за что не стали бы тратить деньги на все эти фаршированные рулетики, хрустящие слоеные шарики и сочащиеся медом сласти. Я пользуюсь случаем — бабушка не станет выговаривать мне при людях — и объедаюсь, млея от наслаждения и приказав Врагу заткнуться: ну да, я знаю, что ем слишком много, но мама ведь не каждый день выходит замуж!

Среди гостей есть несколько малышей и подростков, но только я достаю взрослым до пояса и, расхаживая по залу, улавливаю много неаппетитных запахов.

Отец Питера стучит ножом по бокалу с шампанским — он хочет произнести тост, следом слово берет дедушка, потом настает черед новобрачного. Я слушаю речи и вспоминаю слова Питера о театре. Может, люди играют роли не только на свадьбах, но вообще всю жизнь? Может, консультируя сумасшедших, дедушка играет роль психиатра, а мисс Келли играет роль злой учительницы музыки, когда бьет меня линейкой по пальцам? Может, в глубине души каждый из них — кто-то другой, но всех заставили выучить реплики, всем выдали дипломы, и они идут по жизни, играя роли, и так к этому привыкают, что не могут остановиться?

Мама — другое дело. Чтобы играть роль певицы, нужно быть певицей, тут не смошенничаешь. Наверное, моя мама — единственная из всех не притворяется, она — та, кто она есть на самом деле.