Линии Леи

Что-то мешало нормально стоять, занимало руки. Я оторвал глаза от окна, в котором не было уже видно ничего, кроме мелькающих бетонных плит. В ладонях у меня оказался средних размеров полиэтиленовый пакет. Мягкий, словно набитый одеждой. Тот самый, из которого Оболтус доставал иногда свой шарфик.

"Сбереги это!" – так он сказал? Сберечь кулёк со шмотьём? Серьёзно?

Я оглядел полупустой вагон и поймал на себе пару заинтересованных взглядов. Да уж, наверное, я веду себя странно. Надо присесть и всё тщательно обдумать. Места свободные наконец-то есть, в связи с чем – прими слова искренней благодарности, богиня удачи. Ты вовремя вспомнила обо мне и соизволила подсластить испорченный день.

Так я подумал и совершил большую, почти фатальную ошибку. Плюхнулся на сиденье – и почти мгновенно заснул.

Хвосты

– Да ты видела его. Такой бритый, наглый, тупой и вечно в спортивных штанах. Ну как эти у нас, первокурсники с юридического факультета.

– Да поняла я, поняла. У меня мама таких называет «шакалатье». Через два "а".

Подслушано в метро

Спал я очень крепко. Настолько, что едва не прозевал свою станцию. Разбудил меня голос из динамиков, требующий покинуть вагон, а ещё внезапная тишина и погасший свет.

И то, не разбудили. Вывели в такое состояние полусна, когда реальность воспринимается отстраненно, кажется очень замедленной, а все события окружающего мира как бы не касаются тебя, не требуют реакции тела.

Надо проснуться. Надо выйти из вагона. Я ведь упоминал, что езжу со станции подброса, где поезда высаживают всех пассажиров, чтобы поехать в обратном направлении? Если я не проснусь и не выйду, уеду в пустом поезде как минимум в депо. А это как минимум штраф.

Я принялся бороться со сном. Получалось плохо. Открыть глаза по-прежнему не мог, но приложенные усилия заставили голову немного проясниться. Мысль заработала чётче.

Теперь меня волновало сразу три вещи. Первое: почему я не могу окончательно проснуться? Второе: почему никто из попутчиков не разбудил меня, они ведь видели, что я остаюсь в вагоне? И третье: кто сидит рядом со мной и всё настойчивее тянет из моих рук пакет?

Пакет! Испуг пробежал по венам, приводя тело в боевую готовность. По-прежнему не открывая глаз, я напряг пальцы, стиснув свою ношу.

– Что ты копаешься? – послышался слева шёпот, разящий нетерпением. – Двери сейчас закроются!

– Не выходит. Он вцепился в этот чёртов пакет, не вытащить! – ответил шёпот справа.

Второй человек сидел очень близко. Прикасался ко мне, беспомощному. В моем полусонном сознании вскипал страх.

– А он точно спит? – спросил первый.

– Вроде спит. Усыплял-то ты, чего меня спрашиваешь?

– Да уже наплевать! Рви и бежим!

Чьи-то руки снова легли на пакет и попытались ухватить покрепче перед рывком. Я крутанулся всем корпусом, вскочил с сиденья и открыл глаза.

– Он не спит! – вскрикнул голос слева, из пустоты вагона.

– Хватай пакет! – ответил ему голос справа.

Я обернулся. Справа тоже было пусто. Только тычок в спину, нанесенный со всей силы сразу двумя руками, убедил меня, что говорившие настолько же реальны, как и их голоса.

Я растянулся на полу, больно врезавшись головой в поручень, а плечом – в каркас сиденья. Сна больше не было ни в одном глазу, а вот страх просто зашкаливал. Хотелось заорать, но боль и паника не позволяли набрать в грудь достаточно воздуха.

Дальше события происходили быстро, почти одновременно. Зашипели закрывающиеся двери, невидимый человек упёрся мне в бок ботинком и наклонился, обдав запахом табака, а я наугад лягнул воздух, вложив в удар весь свой страх и весь свой вес.

Пустота оказалась сначала мягкой, а дальше, по мере продвижения каблука, упругой и твердой. А ещё, она оказалась способна выть, словно самец гориллы, промахнувшийся в прыжке мимо ветки и налетевший на неё самым дорогим. Похоже, мой удар нанес схожие повреждения.

Поезд дёрнул, начал движение. Около меня раздался звук падающего тела и истошная ругань на незнакомом языке.

Второй невидимка тоже ругался, но в его голосе преобладали интонации досады и раздражения. Голос выдал его приближение, я снова лягнул, но чуть менее успешно. Попал ребром подошвы по жёсткому, в голень или под коленку.

Интонации голосов сравнялись. Тот, кому было менее больно, прошипел: "Буня, кончай его!" Вот это был, как мне показалось, совсем плохой знак. Я задёргался, заёрзал спиной по полу и предпринял попытку встать. Мою голень обхватила рука, и я тут же сбросил её резким ударом, словно увидел на штанине огромного паука.