Лимон

Не помню, чтобы мы, как другие дети, ссорились из-за еды или игрушек. Но не могу сказать, что мне это доставляло удовольствие – напротив, печалило и раздражало. Я чувствовала, что сестра другая. Хэон никогда не завидовала, если рядом кто-то жевал, так что в любое время я могла есть что угодно и сколько влезет. Но когда она была голодна, все менялось. Хэон превращалась в существо бесчеловечное и бесчувственное. В такие моменты она не знала никаких правил, никакой умеренности. Мне оставалось затаить дыхание и ждать, пока она насытится. Думаю, она была способна отобрать хлеб у голодного старика или ребенка, лишь бы набить собственный желудок. В такие моменты Хэон казалась мне то диким зверем, то слабоумной или психопаткой. Но стоило ей утолить голод, и Хэон опять выглядела как ангел.

Чаще всего я вспоминаю ее сидящей в расслабленной позе с прижатыми к груди полураздвинутыми коленями или лежащей на кровати и обозревающей неведомое пространство, в непременной свободной ночной рубашке, под которой не было нижнего белья. Прекрасной, но внушающей непонятную тревогу.

Не могу сказать, что это случалось регулярно, но мама поколачивала Хэон. Это были не хладнокровные родительские наказания, а вспышки гнева и яростная порка. Иногда Хэон доставалось за лень или плохие оценки, но чаще всего – за то, что почти взрослая девушка легкомысленно пренебрегает нижним бельем. Помню день, когда мама особенно сурово отчитывала сестру за то, что Хэон пошла в школу, забыв не только про бюстгальтер, но и про трусики. Она уже собиралась влепить сестре увесистую пощечину, однако внезапно остановилась и опустила руку. Мама безмолвно вглядывалась в прекрасное лицо Хэон, словно видела дочь впервые. Хэон оставалась бесстрастной, и я не знаю, что разглядела мама, но она слегка вздрогнула, отвела взгляд и кивнула в ответ каким-то своим мыслям. На лице мамы можно было прочесть надежду и гордость и в той же мере – решительность и ответственность; она была похожа на человека, внезапно осознавшего, каким сокровищем обладает.

С тех пор я взялась следить за одеждой сестры, как в свое время взяла на себя работу по дому. Перед каждым ее выходом проверяла, все ли предметы туалета на месте. Когда мы стали ходить в одну школу, проверяла перед школьными воротами еще раз – так я чувствовала себя спокойнее. Ведь сестра была уже совсем взрослой, и недосмотр мог привести к самым непредсказуемым последствиям.

В то лето, когда шел чемпионат мира по футболу, я думала, что прозвище «красный дьявол» больше подходит мне самой – на лице вдруг высыпали огромные пылающие прыщи. Я ходила к дерматологу, однако лечение не принесло заметных результатов. Всем вокруг я сообщала, что хочу как можно полнее слиться с нашей командой, оттого и лицо такое.

День после окончания чемпионата объявили государственным выходным. В тот момент, когда ближе к вечеру раздался звонок, я возилась с гигиенической прокладкой в ванной. Я подумала, что звонивший скоро сдастся, но телефон продолжал и продолжал трезвонить. Тогда я наспех натянула трусики и, полусогнувшись от менструальной боли, как могла, поспешила взять трубку. Звонивший спросил, кто является опекуном Ким Хэон, я продиктовала телефонный номер магазина, где работала мама. Все так же страдая от боли, я вернулась в ванную и опять стянула трусики, чтобы поменять, наконец, прокладку, но вдруг резко подняла голову и уставилась на отражение в зеркале. Из зеркала смотрела девица, чье лицо было усыпано отвратительно набухшими красными прыщами, а внутренняя часть бедер вымазана кровью. Жуткая красная ведьма, настоящий кошмар. Я в который раз посокрушалась, почему так некрасива, и даже успела подумать, что здорово было бы стать красавицей, как сестра. Лишь когда я взглянула на пропитанную кровью прокладку, до меня дошло. На секунду перехватило дыхание. Кто и зачем искал опекуна сестры?

Вскоре позвонила мама и попросила проверить, дома ли Хэон. Я заглянула в комнату сестры и в гостиную, на всякий случай даже зашла к себе, а затем ответила, что Хэон куда-то ушла. Дрожащим голосом мама велела ни в коем случае не выходить, закрыться и сидеть дома.

Насквозь промокшая, она вернулась поздно ночью. Я не знала, что пошел дождь, и, увидев, как с маминой одежды на пол гостиной стекает вода, первым делом схватилась за швабру.

– Хеын убили.

Она сказала именно так. Я не ослышалась, мама отчетливо выговорила «Хеын», а не «Хэон». Этот голос, эти слова я буду помнить всегда.

Снова слышу, как мама зовет Хеын:

– И где же наша девочка Хеын? Вот где она спряталась!