Лилипут — сын Великана (с иллюстрациями)

Кто-то поднял его за шиворот в воздух. Он с ужасом увидел над собой чёрную мохнатую лапу, а выше — угол клыкастой пасти. Пасть что-то оглушительно пролаяла куда-то вниз мимо него. Пальчик беспомощно посмотрел на задрожавшего, прижавшегося к земле Гава.

Гав жалобно затявкал, в чём-то оправдываясь. Пасть над Пальчиком опять что-то пролаяла оробевшему Гаву, и тот снова жалко залепетал.

Лапа разжалась, Пальчик упал на спину, глядя, как внушительно удаляется громада пса, мощного чёрного терьера, с красной повязкой на правой передней лапе.

Страж порядка грозно направился к выбежавшему из-за кустов мальчишке, который весело собирал букет из осенних листьев. Он был одет так же, как и тот бородач, и тоже с ошейником. Не успел чёрный терьер приблизиться, как на поляну выскочила красивая собака колли и торопливо пристегнула к ошейнику мальчишки поводок. Страж облаял их и двинулся дальше.

— Эй! — тихонько крикнул Пальчик пацану. — Вы что тут, все с ума посходили?!

Мальчишка сердито огрызнулся, хоть на непонятном, но всё же человеческом языке, и побежал вслед за хозяйкой, увлекаемый поводком.

— Да-а… Тут такое творится! — забормотал Гав. — Надо уносить ноги и лапы. Особенно тебе — ноги. Но сначала давай спрячемся, — тревожно взглянул он на чёрного терьера вдали.

Когда они торопливо забрались в чащу кустарника, Гав поведал следующее. Оказалось, этот терьер — и впрямь стражник — облаял Гава за то, что тот выгуливает человеческого «щенка» без ошейника.

— И без намордника… — буркнул потрясённый Пальчик.

— До намордника ты не дорос, мал ещё, — не понял иронии Гав. — Ты ещё не опасен.

— Ну и порядочки здесь, на шестом этаже!

— Не лучше, чем у нас на первом, — изрёк Гав.

— Но человек — умнее! Он царь зверей!

— Это у вас… У вас — царь, а здесь — как собачка, гав-гав, — хмыкнул пёс. И не без гордости стукнул себя лапой в грудь. — Здесь мы — умнее!

— Если вы здесь и умнее, в чём даже буфетчица Оля засомневалась бы, — съязвил Пальчик, — то это ещё не значит, что надо грубо обращаться с живыми существами! — запальчиво выпалил он в упор, у Гава даже закачалась бахрома над глазами. И сам понял, что далеко не прав. — У нас тоже так… Прости, Гав, — пробормотал он, — я зарвался.

— Не зарвался, а заврался, — кивнул пёс.

— Что же делать?.. Где лифт? — встрепенулся Пальчик.

— Постой. Так идти опасно, — остановил его Гав и приказал: — Снимай мой ошейник. Хорошо, что меня искупали и его под пышной шерстью не было видно… А теперь присобачивай ошейник на себя. Потерпи, дружок. Гав-гав, и готово!

Он откусил от куста гибкий прут.

— Привяжи его себе вместо поводка. Правильно, — одобрил Гав. — Покрепче. И пойдём искать лифт. А то нарвались бы снова на того, чёрного мордатого, и конец!

— Как — конец?

— Ну, как… — уклончиво ответил пёс и рассердился. — С меня — штраф, а тебя — извини, на мыло. Вот как.

Пальчик убито промолчал. А затем глупо спросил:

— А они что, моются здесь?

— Они даже моются — там, — ткнул лапой вниз Гав. — Ваши мамы их моют, — насмешливо продолжил он, — вам самим — лень!

— Да ладно тебе… — смутился Пальчик. — Я мог бы и сам тебя помыть, мама просто опередила.

— Почему-то мама всегда тебя опережает, когда надо что-то сделать. Странно, да?

— Но я…

— Не спорь, слушайся. А ну-ка, к ноге! — скомандовал Гав. — Рядом! Рядом иди, бестолковый… Кому говорю!

— Ну хватит тебе, — взмолился Пальчик.

— А кто меня ещё вчера этими командами донимал?! Ну ладно, потерпи, — смягчился Гав, взяв зубами прутик-поводок и ведя Пальчика по аллее.

На перекрёстке дорожек вновь появился чёрный страж. Он покосился на них и одобрительно гавкнул.

— Что он сказал? — прошептал Пальчик.

— По-вашему: так держать! — процедил Гав, не разжимая зубов.

— Курс? — не понял Пальчик.

— Нет, тебя. Так держать — на привязи.

— Болван лопоухий! — не выдержав, вдруг крикнул Пальчик чёрному терьеру, сам страшась своей смелости. Но тот и ухом не повёл.

— Ты для него — пустобрёх, — криво усмехнулся Гав.

— Почему ты меня понимаешь, а он — нет? — озадачился Пальчик.

— Да потому что он местный, а мы с тобой с другого этажа.

— Но ты-то ведь тоже с другого, а вы с ним разговаривали. Чёрный терьер куда-то исчез, и Гав отпустил прутик:

— У собак повсюду один язык.

— А почему ж я тогда и людей здесь не понимаю? Тот мальчишка, помнишь? Ни он меня не понял, ни я его…

— Да у вас, людей, там тоже язык разный. Помню, в наше кафе «Улыбка» зашли какие-то дядьки в шляпах, уж буфетчица Оля им и так и этак кричала: «Гав-гав! Кофе нет!», а те ни бум-бум. «Иностранцы», — вздохнула она. Пришлось им сварить. Так-то…

— Ладно. А почему и здесь люди — одетые, а собаки — раздетые?

— Нам это ни к чему, у нас шерсть. Да и люди иных голых собачек в жилетки и попонки одевают.

— Выходит, и здесь… — начал Пальчик.

— Хорошие хозяева и здесь заботятся, — перебил его Гав. — Не то вы, неженки, окоченеете.

Быстро темнело. Кабины лифта нигде не было видно.

— Заблудились? — ужаснулся Пальчик.