Так вот, после того, как по необъяснимой причине в городе не осталось ни одной бездомной собаки, Пальчик и взял Гава с собой совершить проверочную поездку в кабине лифта. Они вошли, закрыв за собой двери, и он опять несмело нажал папиной тросточкой на шестую кнопку.
И кабина опять поехала. Второй… третий… четвёртый этаж…
Следующий — цифра на дверном стекле пятого этажа поползла вниз и скрылась.
Шестой!
— Приехали! — воскликнул Гав. — Долгонько же ты собирался. — И распахнул двери в парк.
Пальчик снова не решился выйти, медля, как и в прошлый раз.
— Правильно, оставайся, — посоветовал Гав. — Это мой мир. Наш, собачий. Пусть он нелеп и, возможно, жесток, но другого для нас нет.
— Ты меня оставляешь? — пробормотал Пальчик.
— Не огорчайся… Ты неплохой паренёк, но ты еще маленький. И многого не понимаешь. Слушай, — пёс вдруг озорно улыбнулся и вновь стал тем прежним Гавом, — а старуха-то, со второго этажа, дошлая, как сказала бы буфетчица Оля. Это я научил собак по ночам сюда переселяться.
— И они сами на лифте ездили?
— Пара пустяков, и того меньше — пустяк. Что ж, по-твоему, собака глупее зайца?
— А почему — не жирафа? — хмыкнул Пальчик.
— Говорят же: если зайца бить, он спички зажигать научится. А если собаку не кормить да без жилья оставить, она даже улицу на зелёный свет перебегать додумается. Жизнь чему хочешь научит. Особенно плохая, голодная и холодная. Прощай, Пальчик! Я тебя буду вспоминать…
— Прощай, Гав… Я буду скучать без тебя…
— Я тебе сразу напишу письмо, когда устроюсь.
— А как?..
— Лапой. И положу на крышу кабины.
— Так ты умеешь читать и писать?
— Здесь я чего только не умею! Помнишь — даже машину водить. Внизу кто-то застучал, негодуя на задержку лифта.
— Закройте дверь, наконец! — донёсся снизу возмущённый голос. — Безобразие!
Гав неожиданно встал на задние лапы и выкрутил когтями кнопку шестого этажа:
— Чтобы никто сюда не ездил. Ты не обижайся. Это не против тебя. Та же бабка может навести сюда собачников, если, не дай Бог, докумекает.
Пальчик забыл сказать ему о том, что не всякий может попасть на запретные этажи. Но ведь кто знает, заказана ли сюда дорога и собачникам?!
— А как же ты станешь посылать мне письма?
— Вызову кабину. Кстати, ты напрасно тогда подпирал тросточкой входную дверь — на ней же есть кнопка вызова лифта, — Гав выскочил в парк. — Прощай, Пальчик! — повторил он.
— Прощай… — повторил его бывший хозяин и поехал вниз. Пятый… четвёртый… третий… второй… Пальчик вышел на своём первом этаже, виновато взглянув на незнакомого неимоверно пузатого толстяка.
— Катаются тут всякие, — пробасил тот. — Лифты портют!
— Портят, — не выдержал Пальчик, — Есть, которые портят, — обиделся пузан, боком пролезая в кабину. — А есть, которые портют. Ты из вторых.
— А вы из первых, — сказал Пальчик, потому что лифт не пошёл: явная перегрузка.
Толстяку пришлось выйти и топать пешком.
А Пальчик всё стоял. Затем кабина уехала. Он с надеждой посмотрел вверх: может, это вызвал Гав. А что? Здесь прошла всего пара минут, а там — целый день.
Кнопка погасла, никто не сел, он нажал её — кабина опустилась вновь. Так и есть! Сердце Пальчика забилось — над крышей лифта торчал угол конверта!
В конце концов раздвижной папиной тросточкой ему удалось сбросить его сверху и поймать. На конверте красовался адрес, написанный от руки, то есть от лапы, печатными буквами: «Первый этаж, квартира 1. Моему другу Пальчику».
ПИСЬМО ДРУГА