– Так и есть. Джерилл, ты не болеешь? Ты горячий. – Она уткнулась носом в его плечо и закрыла глаза.
– Во мне южная кровь. Все южане такие.
Лиля сидела в кольце его рук, окружённая ритмом его сердца, потом подняла голову и положила палец на уголок его рта.
– Хочу ещё, – прошептала она, глядя ему в глаза.
Рассвет только-только забрезжил над перевалом, высветляя небо жёлтой каймой по тёмно-голубому.
– Просыпайся, весёлая. – Джерилл поцеловал её и сунул руку под покрывало. – У нас есть ещё немного времени.
Лиля одевалась, поглядывая в окно на разгорающееся небо. Розово-оранжевые лучи ползли по стене за узкой кроватью.
– Уходить из любви в яркий солнечный день, безвозвратно, – тихо сказала она. – Слышать шорох травы вдоль газонов, ведущих обратно... Джерилл, мы ещё увидимся с тобой?
– Я уверен в этом. – Джерилл завязал воротник рубашки и накинул камзол. – Я не знаю, скоро ли, но мы увидимся. Что это за стихи?
– Это стихотворение, которое я запомнила, но не понимала. Теперь оно трогает меня.
– Интересный ритм. Поцелуй меня, и я пойду за экипажем. Положи ключ над дверью.
Время застыло вокруг них в отдельном мгновении, и пылинки в розоватых лучах рассвета замерли, не двигаясь. Наконец он отпустил её и вынул ключ из кармана камзола.
– До свидания, Лиллин, – сказал он, проводя кончиками пальцев по её волосам.
Лиля заперла за собой дверь и положила ключ в щель за наличником двери. Она спустилась по лестнице в новое холодное октябрьское утро, немного туманное, обещавшее тёплый день, и вышла через арку к экипажу.
– Как называется эта улица? – спросила она у извозчика.
– Веапренталме, – сказал тот, чмокая лошадке.
Боковые ворота были заперты, и Лиля пошарила под слегка увядшим кустом рядом с правой створкой. Ключ, спрятанный под камнем, слегка заржавел, и ворота скрипнули, впуская её во двор поместья Мотлон.
Она тихонько поднялась в купальню и умылась, потом разделась и обтёрлась тряпицей, задыхаясь от прикосновений холодной воды к коже. Будь у неё свой дом, основные расходы, конечно, приходились бы на дрова для купальни. Как же хочется иногда принять горячий душ!
Дом потихоньку просыпался. Арелта с удивлением смотрела на неё, и Лиля про себя чертыхнулась.
– Я вчера заснула в сенном сарае, – сказала она с виноватой улыбкой. – Пошла взять пару пучков сена для подушки, и прямо там и сморило.
– Не тебя одну, – хихикнула Арелта. – Хортелл вон тоже дрыхнет. Мы вчера вернулись, а он уже спал.
– Только не говори ему, что я в сарае заснула, ладно?
– Нема, как рыба, – кивнула Арелта. – Жаль, он не отпускает тебя... Ну ладно, может, на следующую ярмарку отпустит. Там весело!
Горячая волна поднялась по телу. Щёки пекло. Лиля закрыла глаза. Он целовал её, и губы его были как мёд и вино.
– Жаль, – сказала она, вставая.
27. Каков козлище
Октябрь подмигнул парой солнечных дней, скрываясь за гребнем горы, и мир плавно, тихо вплыл в прохладный дождливый ноябрь. Отчаянно хотелось написать Джериллу и договориться о встрече, но после той ночи Хортелл не спускал с Лили глаз. Может, подозревал что-то, а может, просто злобствовал. Однажды в городе, когда они с Арелтой стояли в галантерейной лавке, ожидая, пока им вынесут их покупки, Лиля заметила сквозь мутное стекло витрины знакомый плащ, но, выбежав, увидела чужое светлое лицо.
Дегалта, выбираясь в город, приносила новости. Наследник крейта оказался здоровым и крепким, и торжественная процедура имянаречения прошла в одно из воскресений на излёте ноября.
– Красивое имя – Гарда, – сказала Дегалта, сидя над бисквитом, который ей принесла экономка из соседнего дома. – Крейт Гарда. Красиво звучит.
Лиля кивнула. Как крестовина меча. Гордое имя для будущего крейта.
– Интересно было бы посмотреть на дворец изнутри, – сказала она мечтательно, вспоминая роскошные замки в кино. – На эту крею Галарду, светлоликую и златокудрую. Она, наверное, вся в драгоценностях.
– Конечно, – хихикнула Арелта. – Там, во дворце, говорят, роскошь. Золотая и серебряная посуда, а ещё, – она глянула на Лилю, – купальня в каждых покоях.
Лиля рассмеялась, но про себя, конечно, позавидовала дамам дворца. Своя купальня... Эх.
Холодные дожди зачастили, принося утренний туман, который спускался от дворца крейта, скользя к заливу, и улетучивался по мере того, как теплело. Лиля куталась в плащ. Навскидку она сказала бы, что днём воздух прогревается градусов до двенадцати, но с залива при этом дул неприятный ветер, который забирался под плащ и студил уши, и общее впечатление от погоды было неприятным.
Кир Мотлон тосковал. Бакос часто приносил на кухню нетронутый завтрак или ужин, и Дегалта вздыхала, глядя на его тарелки.
– Кир решил продать дом.
Слова прозвучали тревожно в тишине кухни, и все повернулись к Хортеллу. Он стоял ещё более прямо, чем обычно, с бледным лицом. Лиля тоже подняла голову. Непохоже, что он шутит...
– Мы переходим к новому киру, – сказал Хортелл. – Вы можете остаться до приезда нового хозяина или сразу начать подыскивать новое место. Кроме тебя, – показал он на Лилю. – Тебя он передёт вместе с домом.
Лиля медленно встала.