Ликвидатор

В половине седьмого туманным октябрьским утром Альберт-док был пустынен. Уайлд сидел на скамье в конце набережной и наблюдал за мини-лайнером, готовящемся к отплытию на Джерси. Он чувствовал себя зрителем, который оказался беспомощным свидетелем событий, грозящих ему катастрофой, но поделать с этим ничего не мог. Разве что отомстить за себя. Он размышлял, не окажется ли интерлюдия в кабине парохода последней в его жизни ситуацией, которой он полностью владел.

Стерн стоял рядом.

— Лучше подняться на борт.

— Мне нужно кое-что сделать, — сказал Уайлд.

Стерн сел.

— Питер и я работали вместе годами, Джонас. Но я не позволю уничтожить Маршрут в порыве ярости.

— Маршрут уже уничтожен.

— Послушай меня, мальчик. Возможно, что его смерть никак не связана с нами. Ты знал, что у него жила какая-то женщина?

— Да.

— Предполагалось, что это его племянница. Рыжеволосая, насколько я понимаю, из тех, на которых оборачиваются. Местное общественное мнение гласит, что она была любовницей Питера и застрелила его в припадке бешеной ревности. Мы не можем оказаться замешанными в уголовное дело, Джонас.

Уайлд повернул голову:

— Эта женщина арестована?

— Пока нет. Слушание провели только вчера. Он будет похоронен сегодня утром. Джонас, у нас есть приказ Джона Бал-вера не вмешиваться. — Стерн вздохнул. — Черт побери, дело в том, что мы действительно были здесь, когда все это случилось. Погода была настолько плохой, ветер дул, нарастая к воскресной ночи, а потом размяк, впуская туман, и мы решили не рисковать, чтобы не застрять на Джерси. Мы пересекли пролив после полудня в понедельник и вошли в порт к сумеркам. Питера застрелили в понедельник днем.

— В понедельник днем, — задумчиво повторил Уайлд. — Мне нужно поговорить с Балвером.

— Его здесь нет. Мы обнаружили, что произошло, только утром во вторник. Тогда Джон понял, что об этом необходимо немедленно сообщить Кэннингу. Проблема была в том, что к утру вторника туман закрыл аэропорт, и мы не знали, когда он рассеется. Джон сел на почтовый пароход в Веймут. Он велел мне дожидаться тебя. Он сказал, что, как только ты появишься, мы должны будем вернуться в Лаймингтон. Это кажется мне разумным, Джонас.

— А мне нет. Джон, может быть, и уехал отсюда утром во вторник, но он так и не добрался до Кэннинга. Кэннинга вызвали в Лондон днем в понедельник.

Стерн нахмурился:

— Не уверен, что понимаю, о чем ты. Где он в таком случае теперь?

— Вероятно, наблюдает за нами в бинокль. — Уайлд поднялся. — Эта молодая девушка, так называемая любовница Питера, — его собственность.

Стерн, помедлив, произнес:

— Насколько я понимаю, ты пытаешься мне объяснить, что нас потопили.

— Пока еще нет, — сказал Уайлд. — Приглядывай за этим доком. Когда вернусь, выйдем в море.

— А куда ты сейчас собираешься?

— На похороны, — ответил Уайлд.

Наконец подул легкий ветерок. Он пришел с северо-запада и таил в себе угрозу зимы, отгоняя туман к Нью-Джерси. Влажный ветер не давал солнцу развернуться: на востоке лишь обозначилось бледно-желтое пятно, вот и все. Свинцовые тучи висели низко, упрямо толкаясь перед натиском ветра. Скоро разразился ливень, который, мгновенно окутав вершину холма, стекал по лицу, волосам и шее, капал с карнизов и деревьев. Маленькая церквушка будто съежилась; гранитные и мраморные надгробья блестели от дождя. Уайлду вдруг подумалось, что неплохо быть похороненным в такое утро, если уж пришло время. В случае Питера Рэйвенспура время пришло необоснованно рано.

Он стоял в пяти ярдах от вырытой могилы и смотрел на выходившую из церкви процессию. Это не была длинная процессия. За пять лет, проведенных на Гернси, Питер не обрел много друзей. Кроме того, он был убит, и тень подозрения неизбежно должна была пасть на тех, кто был с ним знаком наиболее близко. Уайлд смотрел на женщину, которая шла одной из первых, прямо за викарием, словно привязанная к трепетавшему на ветру подолу его рясы. Она была в черном пальто поверх черного платья с пышной юбкой. Их тоже терзал ветер. Чулки, перчатки и туфли ее также были черными. На голове маленькая шляпка-«таблетка». На таком мрачном фоне ее темно-рыжие волосы казались языками пламени. Голова ее была опущена, лицо бледно.

Люди окружили могилу. Только двое из них стояли близко к Марите. Мужчина — коренастый, с усами. Его явно новый черный галстук неуклюже смотрелся в сочетании с коричневым твидовым костюмом. Он беспокойно топтался и бросал взгляды на девушку. И женщина. Она стояла по другую сторону от Мариты. Женщина была выше мужчины. Ее платье было слишком облегающим, так что даже озорник-ветер не мог ничего с ним поделать, разве что слегка потревожить подол. Черное пальто ее выглядело так, будто насквозь пропахло нафталином. Она тоже была чем-то обеспокоена.