Ликвидатор

У нее опять показались морщины между бровей. Она облокотилась о стол, взяла сигарету. Он дал ей прикурить, и она глубоко затянулась. Потом попыталась пригладить волосы.

— Вы же не думаете, что я вам поверю?

— Раз вы кое-что знаете об оказании первой помощи, полагаю, вы понимаете, что у меня действительно пулевое ранение.

Ему очень хотелось, чтобы она сидела спокойно. Но ее голова подрагивала. На правой щеке ссадина медленно наливалась синевой. К утру глаз заплывет. Как она к этому отнесется?

— Может, вы обычный взломщик. Или сексуальный маньяк. Так мне, во всяком случае, кажется. — Барбара нервно смахнула пепел.

— А почему вам не кажется, что я работаю на вашего мужа. Думаете, у меня было бы меньше оснований сломать шею жене своего начальника? Если, конечно, она сама меня не вынудит это сделать. Приготовили бы вы лучше кофе мне и себе.

Барбара встала. Ее голова по-прежнему двигалась как бы отдельно от тела, будто у нее в шее был шарнир. Она остановилась и снова на него посмотрела. Она знала, что он вот-вот потеряет сознание. Он сделал гигантское усилие, чтобы взять себя в руки, но было слишком поздно. Он вскочил на ноги, и комната, вначале кружившаяся медленно, стала набирать обороты, вертясь, словно обезумевшее телевизионное изображение. Он схватился руками за стол, пытаясь удержать равновесие. Колени его подогнулись, он сел мимо стула, ударился подбородком об стол и упал в темноту.

Уайлд лежал на кухонном полу. Барбара Кэннинг сняла с него плащ, пиджак, рубашку, носки и ботинки, но оставила брюки. Она накрыла его одеялом и положила под голову подушку. Его бок горел, он чувствовал себя страшно ослабевшим, но лучше, чем за весь прошлый день. За окном было серо. Он повернул голову и увидел, как по лестнице спускаются золотистые сандалии на низком каблуке.

На Барбаре были черные облегающие брюки и белая рубашка с оборками, французскими манжетами и большими металлическими застежками; темные очки привносили в пасмурное октябрьское утро некий ленивый шик.

Она стояла над ним и курила.

— Похоже, вы побывали в лапах у большого дикого зверя, в дополнение к нескольким синякам, которые, насколько я понимаю, не что иное, как следы кулака, — съехидничал Уайлд.

— Зато ваш цвет лица улучшился. Хотя, должна заметить, вы совершенно не бережете свое здоровье. Помимо того что вы потеряли довольно много крови, у вас на затылке шишка величиной с яйцо, вы в курсе?

— Вы тщательно меня рассмотрели.

— Я смотрела, не нужна ли вам еще перевязка. Не хотите позавтракать? Вы, наверное, голодны.

— Да, зверски хочу есть.

— Яйца?

— Четыре. Желтками кверху.

Барбара приподняла брови:

— Бекон?

— Четыре кусочка. Не пережаренные.

— Картошка?

— Нет, благодарю вас. Грибы.

— О, полагаю, у нас есть немного. У вас, похоже, очень четкие представления о еде.

— Только о завтраке. В остальное время суток я могу прожить на сандвичах, если, конечно, есть что выпить. Получилось так, что в последний раз я завтракал в воскресенье утром.

— Да, — сказала Барбара задумчиво. — Не хотите ли тосты?

— Да, спасибо. И очень много черного кофе. У вас есть большие чашки?

— У меня есть пара пинтовых кружек, мистер Уайлд.

— Чудесно. Тогда я возьму десять кусков сахару.

Барбара вздохнула и пошла в кладовку. Уайлд очень медленно сел. Потом поднялся на колени и перебрался на стул. Барбара надела передник, украшенный большой картой острова Уайт, и аккуратно разбила яйца.

— Который сейчас час?

— Начало одиннадцатого. Туман такой густой, что не видно улицы. Только не надо опять возбуждаться. Никто вас не потревожит. Я позвонила служанке и сказала, чтобы она не приходила. Она была очень рада. Думаю, в такую погоду передвигаться не просто. Ешьте, а потом, если вы мне дадите свой адрес, я поеду туда и привезу вам одежду. Тогда вы вновь сможете выйти в мир.

— У вас великолепное чувство юмора, миссис Кэннинг.

Барбара поставила перед ним тарелку, взяла сигарету и села

напротив, положив ногу на ногу. У нее на лбу обозначились морщинки.

— Вы ведете себя, как ребенок, мистер Уайлд. Вы пролежали без сознания шесть часов. За это время я смыла кровь с пола и приняла ванну.

— Почему?

Кончики ушей опять заполыхали.

— Я решила поверить вашему рассказу. По крайней мере, частично. Как вы сами отметили, у вас пулевое ранение. Одежда разорвана. Кроме того…

Она затушила сигарету и посмотрела на туман за окном.

— Я подозревала, что Энтони не совсем такой, каким кажется. Разумеется, он никогда не обсуждал со мной свои служебные проблемы. Но если у него неприятности, я готова помочь.

Барбара Кэннинг, ревнующая мужа к работе и чувствующая смущение из-за собственной ревности… Уайлд решил, что это вполне вероятно — она была определенно женщиной начала века и принадлежала к тому типу, из которого формировались ярые суфражистки или водительницы омнибусов в 1914 году. Ее только нужно было подтолкнуть в нужном направлении.

Она обернулась:

— Да?

— Как насчет кофе?