Лихолетье: последние операции советской разведки

Деловых встреч было бесконечное множество, но иногда бывали и чисто человеческие контакты, тревожившие душу и даже выбивавшие из запрограммированного ритма. Однажды ко мне в гостиницу пришел 17-летний юноша с чистым открытым лицом и на безупречном русском языке сказал: «Мой папа Дмитрий Мефодьевич убедительно просит вас найти время и заехать к нам в гости. Он бывший советский солдат, заброшенный судьбой сюда. Сейчас работает сторожем на заводе автомобильных стекол в пригороде Лимы». Запрыгали в голове опасения и сомнения: «Зачем я поеду, что мне это даст? А может, там уготована западня?» Но лицо парня было честным. И, вопреки надоедливой рассудочности, я решил поехать в неизвестное место к неизвестному человеку. Разведчику так делать не следовало бы, но я уже поступал как журналист, которому не безразлична судьба соотечественника за границей.

Меня встретил крепкий 55-летний красавец, как будто сошедший с плакатов, изображавших балтийских матросов революционной эпохи. Плечист, усы вразлет, кулаки (думаю про себя) пудовые. Весь светится счастьем и радостью. Ведет в домик, построенный позади чистенького, ухоженного завода. Тут он и работает, и живет. Переступаю порог, и у меня срываются пушкинские слова: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!» Стеллажи, полные советской литературы, на стенах балалайки, мандолина, на табуретке рядом наша тульская гармонь. Стол уставлен милыми сердцу солеными огурчиками, квашеной капустой в кочнах, говяжьим холодцом, стопкой дыбятся блины. Когда такую картину видишь в предгорьях Анд, под чужим небом, ей-богу, начинает щемить в груди. Сели, выпили за знакомство по чарке «Смирновской», и пошел рассказ о нашем национальном горемычестве. Поведал мне Дмитрий Мефодьевич, как он был первым плясуном в полку, на действительной, когда грянула война. В 41-м же году под Киевом попал в окружение и оказался в плену. Начались мытарства в лагере под открытым небом около Владимира-Волынского. Голод, отчаяние, начавшаяся дизентерия – призрак бессмысленной смерти. А тут подкатили вербовщики из Русской освободительной армии. «Подумалось, что сумею выжить, тогда и смогу бежать».

А потом… попал в охранники, караулившие наши русские железные дороги от русских партизан, помогал возить на фронт немецкую армию. Полоцк, Борисов… Голос его начинает затихать, становится неровным. На партизан ходить приходилось, гнали… «Правда, Богом клянусь, нет на мне родной крови. Но мне никто никогда не поверит. Мы все были власовцами и знали, что ждет нас петля или пуля от своих». Когда началось наступление советских армий, бежал в западные зоны Германии – преследовал страх, что выдадут русским. Так и пришла мысль уехать куда-нибудь далеко-далеко, на край света. Среди русских девушек, освобожденных победой из концлагерей и от принудительной работы на заводах и в поместьях, нашел себе такую же неприкаянную душу, и уехали они в неведомую страну Перу, где и создали крошечную молекулу русской жизни.

Здесь родились их двое детей, здесь они разбили такой же огородик, как в любом пригороде, обустроили погреб для привычных солений (в тропиках никто не консервирует овощи) и доживали жизнь почти забытые, как на необитаемом острове. Жена умерла пару лет назад, и теперь Дмитрий Мефодьевич просил только об одном: «Примите Петьку и Олесю на Родине, они же чистые, незапятнанные русские. Пусть вернутся в родное Ставрополье и продолжат наш род казачий. Я останусь здесь с женой, мне домой ход заказан!» Последние слова уже произносились с надрывом. Могучий, казалось, мужчина на глазах поник, завял, в голосе слышалась смертная тоска от растерзанной жизни.

Я не полностью поверил в искренность исповеди, наверное, не все рассказал мне солдат РОА о своих делах в военное лихолетье, но кто же должен нести самую главную ответственность за миллионы разоренных домов, миллионы изувеченных судеб, за трагедию народа? И ответ только один: те, кто захватил право решать судьбу страны. За то, что немецкие армии дошли до Сталинграда, выморили голодом Ленинград, унесли жизни 27 млн людей, ответ перед историей будут нести Сталин и те, кто по его доверенности проводил политическую и военную линию партии. Власовцев, пошедших ради спасения своей жизни на службу к немцам, мы безжалостно, без суда и следствия уничтожали. Вред, нанесенный ими, велик, но не идет ни в какое сравнение с тем, что натворили многие тогдашние политические и военные руководители.