Лихолетье: последние операции советской разведки

Но при обыске в его квартире были обнаружены миниатюрный фотоаппарат «Минокс», пометки служебного характера и еще кое-что настораживающее. На следствии выяснилось несоответствие доходов и расходов обвиняемого. Наблюдение за ним в тюрьме дало основание полагать, что он пытался дать какие-то сигналы своим хозяевам на свободу и даже передать кое-что. В результате началось доследование дела, которое раскрыло шпионскую деятельность этого человека против своей Родины. Он все рассказал о своем сотрудничестве с французами, представитель разведки которых в Москве более десяти раз встречался с ним, передавал деньги за полученную информацию. На этот раз пересмотр дела привел и к другому приговору: расстрел за измену Родине.

Управление внешней контрразведки, которым руководил до этого времени О. Д. Калугин, естественно, знало о неблагополучии в разведке, но у специалистов управления не хватило профессионального умения и настойчивости провести анализ причин назревавшей беды. Каждое событие объявлялось эпизодом, а оно было симптомом болезни.

Кстати, к этому же времени относится и зарождение неприязни, переросшей во вражду, между Калугиным и Крючковым. Ее истоки относятся к концу 70-х годов, и она в течение долгих лет имела характер бюрократической интриганской борьбы за влияние и власть внутри разведки, а потом и в КГБ. Могу поклясться, что никакого политического или глубокого профессионального расхождения в позициях спорящих сторон в те годы не было. Когда сейчас я читаю книгу Эндрю Кристофера и О. Гордиевского и их рассуждения о прогрессивном новаторе, «самом молодом» генерале Калугине, мне трудно удержаться от улыбки. Они ничего не знают о существе разногласий между двумя «К» и стараются выкрасить их в приятные своему глазу цвета идейно-политического противостояния. Мне невольно приходилось ощущать толчки их скрытой борьбы, сотни людей были свидетелями развития ее на официальном уровне, и все равным образом переживали, что в тело разведки вполз дух непрофессионального соперничества и нетерпимости.

Начнем с того, что О. Калугин как специалист пользовался уважением в ПГУ. Он был достаточно эрудирован, умел логично и убедительно строить свои выступления. Управление внешней контрразведки («К») всегда занималось анализом провалов (разумеется, постфактум), и его суждения выглядели обоснованными и вроде бы безупречными. Хотя известно, что анализировать события, уже свершившиеся, значительно легче, чем возможные последствия своих поступков, которые еще только планируешь совершить. Среди коллектива разведки отношение к управлению «К» было весьма сдержанным, да и каким может быть отношение к жандарму в собственных рядах! Для нас-то ведь не было секретом, что служба внешней контрразведки занималась изучением с приглядом за нами самими. Это был наш собственный СМЕРШ. Конечно, туда не направлялись лучшие кадры разведки. Сам О. Калугин в одном из публичных выступлений признавал «серость» своих кадров. Отсюда и зародилось первое недовольство: самый молодой и блестящий генерал вынужден был руководить малопрестижным «серым» управлением. В амбициях и самомнении отказать О. Калугину было нельзя. Тем более что со всех сторон ему нашептывали о непременном «перспективном будущем». Он пользовался открытым покровительством двух первых заместителей начальника разведки, которые непосредственно курировали управление «К», – Бориса Семеновича Иванова и Михаила Андреевича Усатова (поочередно). Но вскоре добавился и еще более могучий «спонсор». Им был тогдашний начальник Второго главного управления (контрразведки) Григорий Федорович Григоренко, который в прошлом сам работал в ПГУ и был раньше начальником все того же управления «К», хорошо знал Калугина и открыто протежировал ему.

Вопрос, кому руководить разведкой – профессионалу или политическому выдвиженцу, не давал покоя честолюбию некоторых молодых генералов. Калугин не был совершенно одинок. Были и другие попытки поднять хоругвь борьбы за «профессионализацию», прикрывавшую в принципе расчеты на личную карьеру. Ибо, повторяю, не помню, чтобы открыто кем-то был поставлен вопрос о принципиальном пересмотре основных постулатов работы разведки.