Лихолетье: последние операции советской разведки

За четыре с лишним десятилетия, прошедших после второй мировой войны, социализм как учение и как практика государственного строительства не проник глубоко в общественное сознание народов этих стран. Социализм пришел к ним вместе с Советской армией и был воспринят как идеология освободителей или победителей. Сопротивление было бесполезно, поэтому внешне страны смирились со своей судьбой. Прежние владельцы земель, заводов, системы обслуживания и т. д. за редкими исключениями остались у себя дома и приспособились к новым условиям существования. Любить новые порядки они никогда бы не стали, скорее, наоборот. Отчасти это и проявилось в 1956 году в Венгрии, тремя годами раньше в ГДР, в 1968 году в Чехословакии, в 70-х годах в Польше.

Ни в одной из социалистических стран, например, не была произведена национализация земли. Сохранялась и видоизмененная форма частной собственности на землю, и до самых последних лет она продолжала быть предметом купли-продажи в ограниченных размерах. В Польше вообще частное землевладение охватывало 80 % всех сельскохозяйственных угодий. Нигде государство так не душило налогами сельское хозяйство, как это было в СССР. Поэтому кооперативные хозяйства в Венгрии, Чехословакии, ГДР и Болгарии были в своей массе преуспевающими, а население городов не испытывало особых трудностей с приобретением продуктов питания. В Венгрии производство мяса достигало 140 кг на душу населения, часть мяса даже продавалась американской армии, расквартированной в Германии.

Во всех странах сохранилась мелкая городская частная собственность: частные кафе, парикмахерские, сапожные и портняжные мастерские и т. д. Некоторые попали под контроль государства, которое откачивало в свой карман долю прибыли, но сохраняло благоразумие, не убивая курочку, несшую золотые яички. То же самое относится и к жилищному фонду. В этих странах не было огульного присвоения государством всей городской недвижимости, как это произошло в России после 1917 года. Люди жили в своих собственных домах, имели возможность строить новые.

Только тяжелая промышленность, банковское дело, транспорт были национализированы, хотя везде сохранялись более гуманные условия взаимоотношений между работодателем-государством и наемными рабочими.

Почти повсеместно церковь сохраняла значительное духовное влияние на население, пользовалась большой независимостью от государства. В Польше влияние католической церкви всегда превосходило влияние правящей партии, в Венгрии церковь и партия могли бы соперничать.

В отличие от СССР, во всех этих странах сохранялась многопартийная система. Везде существовали две-три партии, причем не формальные, а настоящие, с собственной социальной базой. Эти партии не лезли на рожон конфронтации, они входили в различные фронты (национальные, отечественные и пр.) вместе с правящей коммунистической или рабочей партией, как бы находясь в политической полудреме, но это была готовая структура демократии, которая вышла на арену в подходящий политический момент.

За исключением ГДР, ни в одной социалистической стране правящая партия, органы госбезопасности не имели такого влияния и веса, как это было в СССР.

Вообще в своем социальном и гражданском развитии население этих стран ушло вперед по сравнению с народами СССР. По всем показателям жизненного уровня населения СССР находился на последних или предпоследних местах в соцсодружестве.

Так называемая «обстановка искренности и братского взаимопонимания» сохранялась, пожалуй, только между правившими элитами, да и то подвергалась нараставшей эрозии. Национальные интересы медленно, но неуклонно брали верх над пролетарским интернационализмом. Просто удивительно, как могли руководители СССР не видеть политических и экономических слабостей Варшавского пакта. Казалось бы, регулярно собирался на свои заседания Политический консультативный комитет, в который входили главы партий и государств всех европейских соцстран. Принимались пространные декларативные документы, произносились приличествующие моменту речи, но даже многим участникам встреч было очевидно, что это дежурное, формальное мероприятие. Чаще всего Эрих Хонеккер, но иногда и Янош Кадар не раз в приватных беседах обращали внимание советских руководителей на пустой, протокольный характер таких заседаний. «Вся работа, – говорили они, – ограничивается зачитыванием заготовленных заранее речей, подписанием очередного заявления и банкетом. Нет ни времени, ни возможности открыто и по-товарищески обсудить реально возникающие трудности в строительстве социализма, проблемы, появляющиеся во взаимоотношениях». Но и эти нелицеприятные слова не доходили до сознания Л. Брежнева и политбюро.

Как поразительно непохожи были встречи семерки руководителей развитых капиталистических государств на заседания Политического консультативного комитета! А ведь сама идея ежегодных консультаций глав государств родилась не на Западе, а в странах Варшавского пакта.