Лихолетье

Соловецкие острова далеко, да край России – он не край света. Гости из Дании, из Голландии, из Франции, не говоря уже о разных немецких землях, да англичанах, давно сюда ходят. Торговля – дело нужное. Сукна аглицкие да шпаги – зело добрые. Французские пистолеты и пищали, что мушкетами именуют, зеркала, немецкая бумага, голландская посуда. У нас, положим, могут не хуже делать, но за все сразу не схватиться. Да к тому же – надо же куда-то вывозить сало и ворвань, канаты и холст. Англичане канатную фабрику в Колмогорах обустроили, мужикам за работу серебром платят – казне доход и поморам по зимнему времени достаток. А меха и рыбу куда девать? Самим не съесть и не износить. Настоятель усмехнулся, вспоминая, что голландцы платят за сотню хвостов трески по целому ефимку, а русские купцы из Нижнего Новгорода и Ярославля берут эту же сотню за алтын, да еще и кривятся – дорого, мол. Ну, коли дорого, так сами бы и ловили! А зерно, что монастырь покупает в Вологде по двадцать копеек за пуд, а французы берут по ефимку, да еще и думают, что русских облапошили? А в ефимке – талере (экю, по-ихнему), целых шестьдесят четыре копеечки! Нет уж, лучше бы миром с соседями жить. И чего же лезут-то они к нам, словно медом намазано? Шведы, англичане. Князь Пожарский обещал сотню человек прислать, но их чего-то нет… Месяц назад видели рыбаки датский корабль. Может, заблудился, а может – попиратствовать решил. А еще говорил в кабаке пьяный матрос-голландец, что, мол, гишпанский король хочет Колмогоры разорить, чтобы голландцам да англичанам неоткуда было канаты да парусину брать. Пьяная болтовня – что бабьи сплетни, но все же, все же… Отец Антоний на всякий случай приказал скупать порох и свинец. Зелье огненное, лежит себе, есть-пить не просит. Ну, а из пушек палить не придется, так огненный припас охотникам сгодится.

Сквозь рыбий пузырь едва-едва пробивалось серое небо. Стало быть, до заутрени часа два… Решив, что если не спится, то так тому и быть, игумен встал и надел подрясник. Пожалев мальчишку келейника, сам выбил огонь и запалил толстую свечку. Привычно поморщившись от неприятного запаха (свечи для обихода делали из китового жира, приберегая восковые для службы), достал из сундучка книгу.

Торговец, что продал рукопись за два рубля с алтыном, божился, что писана она самим Кириллом Белозерским. Только вот отец Антоний бывал в обители на Сиверском озере – два месяца переписывал трактат преподобного Кирилла «О падающих звездах» и руку великого книжника запомнил. Да и буквицы прописаны не уставом, как во времена преподобного, а полууставом. Стало быть, писана книга лет на сто позже… Полистав страницы, игумен окончательно убедился, что книга, хотя и списана с манускрипта аввы Кирилла, но позже. И не далее как лет пятьдесят назад.

«Сам бы торговал, мог бы за рубль сговорить. А братьям-то откуда почерка ведать», – вздохнул настоятель, на минуту пожалев о трате. Хотя, может, и не зряшная трата? Книги и раньше были недешевы, а теперь… Кому их писать? Обители сожжены, грамотных братьев не осталось. Да и для кого переписывать? Скоро не то, что читать, а землю пахать да Богу молиться некому будет. Помнится (хотя и давно это было) бранили дьяка Федорова за печатные книги, а теперь бы и такой рады. Лежит в книгохранилище и «Апостол», и «Острожская библия», и «Триодь». Те, что купить успели. Конечно, кое-кто говорит, если книги печатать, так братьям-переписчикам работы не будет. Ну, что ж… Этой не будет, другая найдется. Было бы для кого. Бабы и рожать-то перестали…

«Да что это я! – рассердился отец-игумен на собственные мысли. – Бог даст, не оскудеет земля людьми, а книги, что в монастыре лежат, пригодятся!».

Отгоняя думы, отец Антоний поставил тяжелую книгу на аналой и стал перебирать страницы. В прежние ночи настоятель узнал о том, как молния бьет и откуда гроза бывает, а теперь дошел до страниц, где земля сравнивалась с желтком яйца, а небо – с белком.

Игумен читал, покачивая головой – интересно, хотя и непривычно. Все же Индикоплов, писавший, что земля четверуголая, а не круглая, был понятнее. Но, с другой-то стороны, какая разница? Круглая, четверуголая, квадратная… Ежели сотворил Господь землю в виде шара, значит, так и должно быть. Ну, а мудрствовать – как, зачем и почему, – не наше дело…

Игумен не сразу услышал, что в дверь кто-то поскребся. Так робко, что даже мальчик-келейник, спавший у входа, не проснулся. Не то – кошка, не то – послушник. Не, послушник. Кошка бы смелее скреблась.

– Что? – отрывисто спросил отец Антоний, не любивший многословья.

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Яшки, что был нынче за сторожа у Святых ворот.

Яков пребывал в послушниках пятый год и очень хотел стать монахом. Отец Антоний, однако, не торопился вводить его в ангельский чин. На первый взгляд – Яшка делает все как нужно, правило соблюдает, уважителен. Вот только чванства в нем на десятерых! Думает – если иночество примет, так выше простых людей будет.