Лихое время. «Жизнь за Царя»

Ляхи и русские тати, привозившие награбленное, сбывали все тут же, за половину, а то и за треть цены, а местные и приезжие не спрашивали, откуда взялось зерно, почему холсты выпачканы кровью, а платье и порты выглядят так, будто их снимали с мертвецов.

Рыбную слободу не грабили ни ляхи, ни татары. По негласному соглашению она была объявлена ничейной землей. Раз ограбишь, а потом? Потом туда уже ни купцов, ни гостей никаким калачом не заманишь…

А теперь ограбить Рыбную трудновато. Стрельцы, что ходят под рукой у воеводы, свернут башку любому. А понадобится – рыбинцы и сами в ополчение встанут. Это в прежние годы было с полста дворов, а теперь тыщ пять. Слобожане были готовы молиться на своего воеводу – Александра Яковлева, сына Котова, величая его с «вичем».

Котов происходил из дворян московских, что на виду у царей. Когда Годунов отправил учиться недорослей в немецкие земли, среди них был и Алексашка. Три года постигал новик премудрости латыни и греческого, математики и медицины. В науках успехов не достиг, по-немецки изъяснялся с запинкой, а по-латыни – с грехом пополам, а по-гречески вообще никак. В медицине усвоил лишь ланцет для пускания крови, а в арифметике дальше двух действий не пошел. Зато хорошо рассмотрел, как обустроены немецкие города, как содержатся улицы и дома и как нанимать на службу драбантов – сиречь наемников. Вернувшись, ждал Александр, что будет он при особе царской, но получил назначение в слободу воеводой. Вместе с отцом горевал, недоумевая – чем вызвана опала? Было невдомек, что хотел царь испытать юношу перед тем, как дать большой чин! Но умер Борис Федорович, а про молодого воеводу забыли, а коли вспоминали, то так: сидит в слободе и нехай сидит!

А потом и сам попривык. Тем паче места оказались красивыми, а должность хоть и хлопотная, но важная.

Со времен, о которых никто не помнил, слобожане платили оброк красной рыбой, а царь Василий Иванович Шуйский стал требовать, окромя этого, по пять копеек со двора. Пять копеек слобожане пережили, не заметили. Вот когда Минин собирал ополчение, пришлось затягивать пояски – требовал говядарь земли русской неслыханную дань – десятую часть от всего добра!

Может, кто другой стал бы пороть горячку, но не Котов. Понимал, что начни орать да за грудки хватать – посадской люд его в Волге бы утопил. Собрал Александр Яковлевич городской собор, пригласил выборных ремесленников да именитых купцов. Сидели, кряхтели, головы ломали долго, но порешили – платить! Пожарский сгинул – даже тела не нашли, Москва у ляхов, а слобода вроде бы и без власти. Опять собрал Котов народ и опять кумекали, как дальше-то жить? О Великом Новгороде, о вольностях тамошних все помнили. Кое-кто из купцов бывал в немецких да фряжских землях, где города никому не подвластны, окромя императора. Звучало заманчиво… Самим, стало быть, полными хозяевами быть. Только если ты в Совете заседаешь, то торговать-то когда? Да и Советом только советоваться хорошо, а не дела делать. Чтобы в слободе порядок блюсти – один хозяин нужен! Потому решили, что Александр Яковлевич останется воеводой, а подати государевы да корм воеводский свозить на воеводский двор, как прежде. Волен Александр Яковлевич решать – себе оставить, царю-королю отдать или на что другое потратить. Но на всякий случай за казенные деньги должен ответ перед обществом держать… А общество в случае чего заложится за воеводу!