Лихое время. «Жизнь за Царя»

– Не ходи, – дожевав огурчик и разливая по новой, посоветовал Котов. – В Вологде сейчас англичане под боком, а воевода, князь Одоевский, трусоватый.

То, что Одоевский был трусоват, Мезецкий знал. Два года назад, когда один из отрядов ляхов подошел к городу, сбежал сразу, хотя город можно было и отстоять. Из-за трусости воеводы поляки захватили Вологду, ограбили и сожгли.

– Там сейчас архиепископ Силиверст за главного, – продолжил Котов. – Владыка толковый, но в годах уже. Ему бы с одной бедой разобраться. А до Устюга – выборщикам добираться долго… А скажи, князь Данила Иваныч, – хитро прищурился Котов, – в цари-то не тебя ли прочат? Как-никак, Рюрикович. И не голь перекатная ты. Вотчины, опять же…

Выпив, Мезецкий огладил усы, занюхал хлебцем и ответил:

– Конфискованы вотчины-то мои. Поляки теперь хозяйничают. Хорошо еще – успел зерно вывезти да кое-что из поклажи. А на царство я не пойду. Есть человек, кого мы на трон хотим возвести. Только не обессудь, не могу я сказать – кто это такой.

– Не доверяешь? – без обиды спросил воевода, пытаясь разлить еще по одной, и, обнаружив, что на чарке покоится кошачий хвост, чертыхнулся. Попытался забрать посуду, но кот взмахнул хвостом и уронил ее на пол…

– Тишка говорит – хватит! – засмеялся Мезецкий и почесал кота между ушей, на что тот басовито заурчал.

Воевода, ревниво посмотрев на кота, буркнул:

– Ишь, крендель… Хотя правильно говорит – еще весь день впереди. Ты когда уезжать-то собираешься, Данила Иванович?

– Завтра с утра и поедем. Проверю вначале, все ли купили, что велено. В Москве – ни пороха нет, ни хлеба. А в Рыбнинске – как до Смуты было. Все есть, лишь бы деньги были. У меня ж нынче – ни сотника, ни помощника. Все самому… Ежели Леонтий Силыч не передумал, так будет за помощника.

– Левонтий, а что у тебя за копеечка царская? – заинтересовался Котов.

Старый дворянин распахнул ворот рубахи и вытащил нательный крест, рядом с которым была прицеплена небольшая, с ноготь большого пальца, золотая чешуйка. – Ишь ты, – уважительно потрогал воевода награду. – Я бы на твоем месте ее на шапку пришил, чтобы все видели!

– Ну, чего кичиться-то… – снова заскромничал Костромитинов, убирая копеечку.

– Леонтий Силыч, тебе сколько времени на сборы надо? К утру успеешь? – спросил князь.

– К утру можно полк собрать, – усмехнулся Костромитинов, нашаривая шапку. – А мне чего? Конь у коновязи, штаны да сабля – завсегда при мне. Домой заскочу, сапоги переобую, епанчу походную да пищаль с патронташем возьму. Котомку с сухарями, сало копченое, да чесноку пяток головок старуха моя всегда наготове держит, привыкла. Ну, воевода, не поминай лихом… Ты уж, Александр Яковлевич, жену мою да сына пока со двора не сгоняй…

– Ты что, Леонтий? За что ты меня так? Не ждал я от тебя… – От лютой обиды у воеводы задрожал голос.

Поняв, что ляпнул не то, Костромитинов обнял Котова за плечи:

– Ну, прости. Не сердись на старика. Сам знаешь – брякнешь что-нибудь, не подумав, а потом жалеешь… Ну, хошь, на колени встану?

– Ладно, – отмахнулся воевода, стряхивая слезу, набежавшую от незаслуженного оскорбления: – Не икона я, чтобы передо мной на колени падать.

– Спасибо тебе, Александр Яковлевич, – встал Костромитинов и поклонился в пояс.

– Подожди, Леонтий, присядь. И ты, князь, не вскакивай пока… Ну-ка, друг мохнатый, ступай себе, мышей лови… – Взяв кота в охапку, воевода снял со стола любимца, опустил на пол да еще и подпихнул ногой.

Тишка негодующе муркнул, но спорить не стал – подняв хвост, царственно удалился. Подобрав чарку, воевода вытер ее рукавом, сдул шерсть и разлил остатки вина. Закусив, Александр Яковлевич изрек:

– Я чего спросить-то хотел, Данила Иваныч… Тебе сколько людей нужно?

– Нужно – десять тыщ. Для начала…

– Это куда тебе столько? – вскинул брови воевода. – Воевать собрался?

– У Сигизмунда тыщ десять пехоты да гусар столько же. Но, – вздохнул Мезецкий, – десять не прокормить. Думаю, к концу месяца тыщи две соберу.

– Сколько дать можем, а, Леонтий? – повернулся Котов к дворянину.

– Стрельцов – сотни две да дворян служилых, с сотню. Больше никак не получится, – прикинул Костромитинов. – Отдать больше, город ни с чем оставим…

– Ну, стало быть, две сотни стрельцов возьмешь. А дворян… Тех, кто сами с тобой пойдут, всех забирай. Что еще надо? Припас огненный, свинец, провизию, коней – все дам.

– Пушку бы еще, – попросил Мезецкий, решив, что пока дают, надо брать и просить еще… Чай, не для себя…

– Пушку… – задумался воевода, а потом махнул рукой: – Бери, хрен с ней! А, чего уж там – бери две. У меня все равно лишние. Могу еще деньжат подкинуть. Много не дам, но рубликов пятьсот подкину, на первое время хватит. Только, – вздел палец вверх Александр Яковлевич, – на деньги ты мне расписку напиши. Сам понимаешь – не свои деньги давать буду. Мне еще перед купцами ответ держать.

– Я тебе не расписку, а целую грамоту дам, с печатью Земского войска, – обрадовался Мезецкий.

– Если с печатью, так и всю тысячу дам, – кивнул воевода.

– Тебе бы, князь, к печати, да еще бы Кузьму Минина, – пошутил Леонтий.