Лихие лета Ойкумены

Юстиниан останавливается перед глубоко посаженным в стене, окном императорского дворца и долго смотрит вдаль, что проходит через Босфор и дальше. Вон сколько лет прошло, как надели на него императорский венец и посадили на место покойного дядюшки. Шутка ли, как — более тридцати. За это время умерли не только те, кто рвал на себе волосы, сожалея, что какой-то проходимец из иллирийцев сумел напустить туману и оставить всех в дураках, умерли, даже и те, кто помнил, из какого рода-племени император Юстиниан, как стал он повелителем крупнейшей на всю Ойкумену империи. Как давно, в первые года его присутствия на троне, кричали на ипподроме: «Было бы лучше, если бы не рождался твой отец Савватий! Он не родил бы убийцу!» Теперь некому кричать. Да и не посмеют. Вот какой след оставил он по себе в империи, а затем и в памяти людской. «Какой? — выныривает кто-то из тех, что позволяли себе распространять на ипподроме обличительные листки и кидать в его сторону возмутительные фразы. — Ты тот, кто кровавил землю на многочисленных побоищах в Северной Африке, Италии, в многолетней резне с готами, персами, где полегли по твоей милости сотни и сотни тысяч, и тот, что укоротил век тем же тысячам, а то и миллионам граждан империи, не говоря уже о рабах, из-за небывалых для тебя поборов, самых изобретательных податей».

«Не только, — Юстиниан поворачивается в ту сторону, откуда, дернули его за руку, и принимает позу легионера, что приготовился к бою. — Вы, наверное, ведь только и знаете, что напоминать о податях и побоищах. Да, облагал вас, и на смерть посылал. А почему? Вы когда-нибудь задумались: почему? Хотите жить в богатой, славной на весь мир империи и не лить крови, не терпеть от податей? Ан нет, не было так до меня, не будет и после меня. Слышали, не будет».

Почему так сказал, сам не знал, однако был уверен: сказал правду. Как правда и то, что его не за подати и не за пролитую кровь в битвах будет помнить империя. Были же не только подати, было и создание самой империи, дядюшка Юстин лишь заигрывал с поэтами и актерами, он же, Юстиниан, во имя развития самой поэзии, как и науки, не только окружил себя сонмом блистательных поэтов и ученых мужей, наступил на горло собственным убеждениям и уступил перед ними своим убеждениям. Всех преследовал и жестоко наказывал за отступление от христианской идеологии, а на отступления поэтов и ученых закрывал глаза и позволял пользоваться языком эллинов-язычников, которым никому не разрешалось пользоваться. Разве этого не помнили прежде и не помнят сейчас, хотя бы и Прокопий Кесарийский, Агафий Миринейский, поэты-эпиграммисты Павел Силенциарий, Юлиан Египетский, Македоний, братья Схоластики?

Высшие школы — университеты были и до него, это всякий знает. Но кто поспособствовал так развитию науки в университете и не только в Константинополе, но и в Бейруте, Александрии, Афин, Эдессе, в школе риторов и софистов в Газе, в медицинском училище в Нисибисе? Именно при нем, Юстиниане, забурлила там жизнь, стали возможными дискуссии между учеными-философами и учеными богословами, между блюстителями права и законодателями, историками и географами. Где такие библиотеки, как в Константинополе, Александрии, Бейруте, или во многих странах Христианского мира появились такие известные среди ученых и не ученых, просто просвещенных мужей, работы, как «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, трактаты его оппонента, александрийского философа Филопона, научно аргументированные рекомендации медикам лечебницы от Аэция Амидийского? А чьими усилиями создан свод законов Византийской империи? Да, чьими?

Многое могут вспомнить впоследствии императору Юстиниану: и то, что собранный на ипподроме восставший охлос плавал в собственной крови и просил пощады, а он не позволил оставить в живых хоть кого-то из тридцати пяти тысяч, и лил ромейскую кровь в многочисленных битвах за Византию, и не забудут, не могут забыть, что свод юридических законов его эпохи именуется Кодекс Юстиниана. Не профессоров права Феофила, Дорофея, Стефана, Фалалея, которые немало потрудились над ним, составляя и комментируя дигесты, а все-таки Юстиниана. Ибо исключительной важности и значимости памятник юридической мысли создан же при нем и благодаря ему.

Подати, пролитая в битвах кровь… А вы как думали? Рубежи Византийской империи вон, их до сего времени не смогли учесть. Кто позаботится о них, кроме императора, и кто остановит варваров, которые зарятся и зарятся на богатства империи? Вы? Да нет, император. Поэтому и дайте императору, чтобы было кем закрыть варварам путь в земли империи, чтобы было на что возвести крепости, через которые не могли бы пройти те же варвары, чтобы заботился о спасении душ ваших, наконец.