Лихачев

А пока Лихачев приезжал на завод по установленному им обыкновению в 8 часов утра и погружался в море тревожных фактов и мыслей: искал кадры — инженеров, техников, квалифицированных инструментальщиков, литейщиков, токарей; внедрял штамповку коленчатых валов вместо изготовления их из кованых досок, что давало значительную экономию металла; разрабатывал новый состав алюминиевых отливок, что освобождало от импортного алюминия; настойчиво искал пути к снижению себестоимости.

Домой он приходил поздно и на вопросы отвечал невпопад.

Жена, думая, что хорошо его понимает, говорила:

— Опять у тебя неприятности, Ваня?! Ты всех хочешь уговорить и много времени тратишь. Весь мир не обнимешь. Ты отдай приказ и требуй.

— Эх, Нюра, — возражал он со смешком. — Приказ! Ты думаешь, отдал приказ, и по щучьему велению, по моему хотению все сделано. У нас не так… У нас распорядился и каждый день ходи проверяй. Не будешь проверять, можешь и не распоряжаться.

Анна Николаевна шила его интересами, и он говорил ей откровенно:

— У нас как? Резолюцию приняли — все. Можно считать, дело сделано. А потом выясняется, резолюцию в папку, а к делу и не приступали.

— Зачем ты выдумываешь, наговариваешь на себя, — возражала она, всерьез обеспокоенная.

— Если дается задание выпустить семьсот машин, а завод выпускает четыреста, нужно, наверное, срочно искать другого директора.

— Это им в заводе не привыкать, — сердилась Анна Николаевна, не умевшая защитить себя, но готовая защищать своего мужа даже от него самого. — Разве дело в директоре? На АМО до тебя сто директоров, наверное, сменилось, не меньше.

— Около того, — смеялся Лихачев. — Я, наверное, буду сто первым.

Глава восьмая

1

Осенью 1927 года председателем правления Автотреста был назначен Марк Лаврентьевич Сорокин.

Он был человеком интересной биографии. Родился он в России, в Ростове-на-Дону, но много лет, вплоть до Октябрьской революции, жил с родителями-эмигрантами, бежавшими от преследования царского правительства, в Америке, учился в Корнельском университете, работал шесть лет инженером на Пенсильванской железной дороге в Питтсбурге, говорил по-английски не хуже, чем по-русски.

После революции Сорокин вернулся в Россию, вступил в партию, работал в аппарате ЦК ВКП(б), три года находился в Англии в составе советской торговой делегации и вот теперь был назначен председателем Автотреста.

— В работе я руководствуюсь отличным девизом, — сказал он при первом знакомстве с Лихачевым. — «Поменьше административного духа в деловой жизни и побольше делового духа в администрации».

Это понравилось Лихачеву потому, что вполне отвечало, как он думал, задаче партии вести беспощадную борьбу с бюрократизмом и волокитой.

В кабинете нового председателя Автотреста рядом с географической картой Лихачев увидел приколотый кнопками лист ватмана, на котором была вычерчена оригинальная диаграмма выпуска автомобилей в мире. Америка была изображена на этой диаграмме в виде 28-этажного небоскреба, Англия, Германия, Франция и Италия были одноэтажными домиками. Что же касается СССР, то он занимал самое последнее место. Это была даже не избушка, а просто крошечный квадратик — весь парк 15 300 автомобилей (из них грузовых — 5906).

Диаграмма была вызовом. Так расценил это Лихачев и сказал Марку Лаврентьевичу с обидой:

— В конце концов, Финляндия, которая вообще не выпускает автомобилей, а не СССР, могла бы занять на вашей диаграмме самое последнее место.

Сорокин вполне справедливо возразил:

— Здесь изображены только те страны, которые выпускают автомашины, а не те, которые их не выпускают.

Говорил Марк Лаврентьевич быстро, нервно, обрывая незаконченную фразу, считая, что она и так понятна, переходил к другой.

— Финляндия могла бы затрачивать средства на сборку автомобилей из деталей и агрегатов, покупаемых хотя бы у Форда, но финны этого не делают, — продолжал он.

— Почему не делают? — спросил Лихачев.

— Невыгодно. Выгодней покупать готовые машины. Зачем им делать автомобили, когда финны делают бумагу, пожалуй, лучше всех в мире. Финская бумага — это национальная гордость. Они просто продают бумагу и покупают машины.

— А Форд делает машины лучше всех в мире? — спросил Лихачев. — И это тоже национальная гордость?

— Безусловно, — сказал Сорокин.

О Форде много писали, но мало кто из хозяйственников бывал в Америке, видел конвейеры Форда, детали автомобиля в массовом количестве, заготовленные для сборки, удобные складские помещения. Дипломатические отношения СССР с Америкой все еще не были установлены, въезд в США всячески затруднялся.

Зато Сорокин много лет жил в Америке и должен был видеть заводы Форда. Уже поэтому у него наверняка были свои взгляды, свои ключи ко всем тем нерешенным задачам, которые обрушивались на Лихачева ежедневно.