Лик Марса

— Что ж, вот прошел еще один восхитительный день на борту «Поли», и снова мы доблестно ушли от всех злобных астероидов и космических пиратов. Чтобы не помереть со скуки, я снова полистал те фантастические книги, что ты дала мне в дорогу. Закавыка с этими книгами в том, что реалистические скучны, а прочие только напоминают о грядущей скуке на настоящем Марсе. Вот, например, — он поднял перед собой свой ПАД, — «Красная планета» твоего дружка Роберта Хайнлайна…

«Моего дружка! — подумала Кэтлин. — Папка, да ведь он уже пятьдесят лет, как мертв!»

— Я думаю так: если бы там, куда мы направляемся, в самом деле были какие-нибудь инопланетяне, как в этой книжке, то экспедиция бы наша чего-нибудь стоила. Но знаешь, Тикако, гнать три десятка морских пехотинцев в такую даль ради каких-то камней… Похоже, нас просто используют… хотя — что я говорю, мы и предназначены для того, что бы нас использовать. Я хочу сказать, что сейчас нас используют неправильно. Не как орудие, а как пешку в какой-то большой политической игре, для меня непонятной. Одно я знаю точно: мне это не нравится.

Отец надолго отвел взгляд.

— И еще кое-что меня тревожит, — сказал он, повернувшись наконец к ней. — Вся эта свистопляска с ООН. Я понимаю, что по соглашению они имеют право пользоваться нашими транспортами. Но почему мы позволяем совать нос в наши исследования на Марсе — выше моего понимания. Они — что в самом деле полагают, что самое важное мы скрываем? Не понимаю… Сегодня произошло кое-что, о чем я хотел бы тебе рассказать. Это… встревожило меня, не могу точно сказать, отчего. Может быть, ты сможешь помочь разобраться, в чем дело. До скорого, Тикако. В следующий раз увидишь меня уже на пляже. — Он невесело улыбнулся. — Океана там, к сожалению, не будет, но все равно приятно вновь обрести почву под ногами. Пока!

Лицо отца еще секунду оставалось на дисплее, затем исчезло, сменившись строками цифр: остальная часть его письма была зашифрована.

Пользоваться шифрами при переписке они с отцом начали сразу после смерти матери Кэтлин — ведь она, большая, взрослая, семилетняя девочка никак не хотела писать о том, что боится, что тоскует по маме, что — хорошо бы папа был с нею, дома, а не где-то за тридевять земель. И тогда отец научил ее простому заместительному шифру — чтобы Кэтлин могла сказать все это, не боясь посторонних глаз.

Со временем их шифры становились все сложнее и сложнее, и теперь они пользовались Билевской системой, гарантировавшей, что письма не прочесть без книги, на которой основан шифр. В этом была вся прелесть: книга могла быть любой, обеим сторонам следовало лишь договориться о том, какой именно и, что особенно важно, в каком именно издании. Для полета на Марс выбрали «Сегуна» издания 2038 года, роман о Японии XVI века, написанный в двадцатом столетии. Перед стартом с Вандерберга Кэтлин сама скопировала текст и собственную программу-дешифровщик на отцовскую «манжету».

С тех пор отец шифровал часть почти каждого своего письма, однако за семь месяцев полета эта часть всего раз или два состояла более чем из одной-двух строк. В этой шифровке на глаз выходило четыре или даже пять абзацев.

Выделив текст, Кэтлин запустила дешифровщик. Как ей хотелось сейчас поговорить с отцом! Ведь и вид-мэйл, при всех своих достоинствах, не лишен ограничений. Хотя… будь отец здесь, рядом, он вряд ли стал бы говорить о своих тревогах, он — человек очень замкнутый. Наверное, письмо — единственный приемлемый для него способ высказать то, что он написал здесь.

Расшифрованный текст не на шутку напугал Кэтлин с самого начала. "Вступил, в сношения с врагом "… Неужели эта женщина — враг только потому, что работает для ООН? Что же это делается? Ведь мы ни с кем не воюем! Интересно, что сказал бы отец об ее отношениях с Юкио? Хорошо, что она не сказала ему о том, что собирается в Японию…

На дисплей ПАДа упала тень. Кэтлин вздрогнула от неожиданности. Подошедший Юкио поднял руки, изображая крайнюю степень ужаса:

— Это не я! Честное слово! Это не мое!

Кэтлин поспешно коснулась дисплея, сворачивая окошко с текстом.

— Это просто от папы.

— А-а…

Юкио уселся на траву рядом с нею. Кэтлин сложила ПАД и спрятала в чехол.

— И что же означает твое «а-а»?

Юкио улыбнулся:

— Это означает, что периодическая дисгармония в отношениях с одним из старших членов семьи не является чертой, присущей исключительно японцам.

— А-а…

— Именно. — Пальцы Юкио коснулись ее волос. — Да, Тикако, я в последнее время не говорил, что люблю тебя?

Кэтлин улыбнулась.

— Нет, Снеговичок. — Таков был грубый, приблизительный перевод с японского имени Юкио. — С самого утра еще не говорил. А ты знаешь, что ты мне нравишься?

— М-м-м… — Юкио нежно ответил на ее поцелуй. — Да, ты, кажется, пару раз о чем-то таком говорила.

Поцелуй вышел долгим. Затем Кэтлин слегка отстранилась.

— Знаешь, я, пожалуй, рада, что заглянула в тот день в Японский кабинет.

— Я тоже. Но в конце концов мы встретились бы все равно. Так было предначертано.