На журнальном столике вино, два бокала, яблоки в вазе, и коробка шоколадных конфет «Сибирский Сувенир».
Лия села ко мне на колени и, приобняв, поцеловала.
— Стас, прости что так вела себя. Но иначе нельзя было. Тебе надо было закончить школу, сдать экзамены, и поступить.
Она прижала пальчик к моим губам.
— Тссс! Но самое главное: я теперь, не твоя учительница! Тебе скоро восемнадцать?
— В сентябре.
— Ну вот, и до совершеннолетия осталось совсем немножко.
Наверное, я выглядел, как глупенький мальчишка.
Лия расхохоталась.
— Дурачок! Я шучу. Я не буду мучить тебя ещё два месяца.
— А Наина Иосифовна?
— Мама уехала во Львов, к старшей сестре, погостить. У нас, с тобой, целых три недели!
У меня не было медового месяца.
Но три недели с Лией!
Теперь я понимаю, как она была права, сказав, что иначе нельзя было.
Мне казалось, что тот первый день, с того часа, и с той минуты, как мы, обнявшись, стояли в прихожей, я запомню до мельчайших подробностей.
Может быть, так и было бы.
Мамы не стало, когда учился на втором курсе.
Её смерть разделила мою жизнь на две части: до, и после.
И всё, что, до, воспринималось как счастье, в одно мгновение обернулось мучительной пыткой — Как я мог быть счастлив, когда маме оставалось совсем немного.
А всё, что после, уже не могло быть счастьем. Без мамы.
Вина, яблок, и конфет, в тот, первый, раз я так и не попробовал.
Зато отведал другое.
Я тронул грудь.
— Погоди.
Лия встала.
На ней был коротенький халатик, и она потянула его вверх.
— Ты видел?
Халатик замер.
Я смотрел, как зачарованный.
— Ннет.
— И у мамы не видел?
Я сглотнул — Ннет.
Она потянула халатик выше, и я... увидел.
— Я из деревни. А у нас, некоторые мамаши, брали с собой в баню сыночков, аж до десяти лет. Иди, трогай её.
Я стоял на коленях, и гладил её, а она гладила меня.
Она скинула халатик, и я смотрел снизу, на её грудь, животик.
— Раздевайся.
Я раздевался.
А Лия легла на кровать и раздвинула ноги.
— Иди ко мне.
Она была нежна, податлива и терпелива.
Первый раз я кончил через полминуты.
Она обнимала меня и гладила плечо.
— Отдохни... немного.
Она целовала меня, ласкала, и когда я снова возбудился, потянула на себя.
Я кончил через полминуты.
И опять объятия, поцелуи, ласки, шёпот.
В третий раз я продержался минуты две и... и заснул. В её объятиях.
Я проснулся.
Было темно.
Лия лежала рядом и смотрела на меня.
Сам лёг на неё. Наверное, длилось долго. Я наблюдал за нею, за улыбкой, за дыханием. Я слушал её стоны.
Кончили вместе.
Опять короткий сон. И всё повторилось.
На третий день, она стала учить меня.
Чему?
А ты о чём подумал?
— Погоди! — Лия села — Встань!
Я встал.
— У тебя семнадцать с половиной, восемнадцать, а обхват — она тиснула мой — Пятнадцать.
— «Сколько ж у тебя было мужиков?»
— Глубина моего влагалища двадцать шесть. Я измеряла. До шейки матки, твой, не достанет. Но это и не нужно. Есть точка G. До неё достанет любой, у кого член больше восьми сантиметров. В эту точку, она здесь! — и Лия, раздвинув губы, потянула мою руку — Суй палец! Да, вот так! Теперь чуть согни в фаланге, и двигай по верхней стенке... Оо! — Лия дёрнулась, прикусила губу, и отстранила мою руку — Но тыкать, в эту точку, членом, который не гнётся, как палец, сложновато. Можно — Лия легла на живот, чуть приподняв попу — Из этой позы.
Она смотрела на меня — Ложись! — и тронула рукой попу.
Я лёг.
— Войди!
Я, приподнявшись на одной руке, направил и засунул.
— Даа! Теперь двигайся, медленно, и не сверху вниз, а чуть наискос... ниже... выше... ах!... Ещёо!... Ниже... выше... ах! Ещёо!... Ой! Ой! Всё! Слезь!
Она села, а я стоял рядом, на коленях, как провинившийся ученик.
— Видишь, как получается? Когда я ойкала, ты тыкал в мочевой, а это — она поморщилась — Это болезненно, и если женщина, перед этим, завелась, то два, три таких тычка, всё смажут!
Лия легла — Иди ко мне!
Я лёг рядом.
Она, оперевшись на руку, смотрела на меня.
— Если лежать на женщине, в этой позе — и потянула на себя — Войди!
Я засунул, и не сдержавшись, совершал фрикции!
Лия гладила мои плечи. Потом её пальчики стиснули мои ягодицы, и надавливая, и направляя, она сказала — Двигай попой! Не телом! Попой!
Двигать жопой, труднее, и, с непривычки, устаёшь быстрее.
— Довольно! Встань!
Я встал.
— Ламбада! Танцевал?
— Нет.
— Но видел?
— Угу.
— Попробуй воспроизвести движение.
Лия встала, и двинула попой снизу-вверх, и чуть вперёд — Вот так!
И она повторила движение, ещё трижды.
Эти волнообразные движения, её стройного тела, я вижу, как будто наяву.
С пятой, или шестой попытки у меня получилось.
— Да!
Пока я пытался воспроизвести, член опал и болтался.
Лия легла.
— Давай! Двигайся!
И смотрела, как смотрит учительница, на нерадивого ученика.
Даже не улыбнулась.
Через две минуты я сбился, и стал двигаться, подгибая колени и выпрямляя.
Лия улыбнулась.
— Нет. На мне, ты не сможешь так. Остановись! Отдохни. Теперь, ещё раз!
Я двигался.
Она смотрела. С улыбкой. И ласкала клитор.
— Иди ко мне! Это была теория. Теперь, практика. На мне!
Я старался.
Она терпеливо держала меня за жопу, направляя, и минуты через три — Оох!... Ещё так!... Оох!... Ещёо!... Стас!... Оох!
Я тыкал, и тыкал.