Лигранд. Империя рабства

Вскоре я забыл об этом разговоре, а зря. Местные чем-то похожи на русских — долго запрягают. Через месяц пришёл лекарь и, осмотрев меня, дал положительный вердикт о моём здоровье, отец сказал, что завтра я отбываю....

Глава 3

Если бы я знал, то никогда бы не произнёс тогда: да, только из-за одной дороги. Дедушка оказывается жил далеко не в соседнем доме. Месяц! Мы добирались до его владений почти месяц!

Сопровождал меня Корндар — брат. Тоже Лигранд. Лигранд, это звание знати что ли.... Означало оно сын Грандзона. Грандзон — это наш отец. И его и меня звали Элидар. В дорогу с нами отправили четырёх конных воинов и Пасота в качестве слуги. Пасот сидел вместе с кучером и шёпотом травил тому байки.

Первое время было интересно. Карета, дорога, ночёвки в трактирах. Я глазел и впитывал информацию и даже несколько раз останавливал карету, чтобы походить по местному лесу. Тут такие забавные растения встречались.... Но через две недели надоело. Все деревни и трактиры одинаковы, карета — это далеко не автомобиль — трясёт временами так, как будто и нет кожаных ремней — амортизаторов. Да и пейзаж: лес — поле осточертел. Брат сказал, что отец сказал... в общем, по какой-то неизвестной Корндару причине мы ехали задворками, а не по центральному тракту. Я так стал понимать осла из Шрека....

Разговор с братом особо не клеился, ввиду моего малого словарного запаса и отсутствия общих воспоминаний, то есть тем для разговора. Но, брат с удовольствием отвечал на мои вопросы.

Как бы, я многое понимал, и в принципе мог за эти месяцы достичь гораздо больших результатов в акклиматизации к этому миру, но.... Я очень осторожно подходил к этому вопросу. По легенде я местный, потерявший полностью память, и если вдруг я начну проявлять феноменальные знания, скажем в математике или там..., да собственно кроме наук я ничем похвастаться бы и не смог, только это всё равно будет выглядеть подозрительно. Поэтому, я не изображал из себя умника рвущегося к знаниям, а старательно играл роль «дурочка» который учится говорить.

Корндар был своим парнем и развлекал меня как мог. К примеру, когда мы ужинали в трактире, а действо это проходило в наших комнатах, а не общем зале, так как нам «не пристало есть с простолюдинами», он не запрещал мне дегустировать вино, бутылочка которого в обязательном порядке прилагалась к местным яствам. Не пристало есть с простолюдинами — это мне брат объяснил. По факту же я знал, что вечером он не брезгует спускаться туда, дабы продолжить изучение винной карты и оценить достоинства прекрасного пола. Стыдно ему, в общем было. Толи пить при мне, толи пить со мной — я не вникал и не обижался на него. Закрывшись в своей комнате, я обычно или старался уснуть, или страдал бездельем. Клинком, например, баловался. По статусу мне было неприлично показываться на улице без этой железки на поясе. Железка была великолепна и что странно несколько легковата для такого объёма металла. И кстати меч был одним из «светящихся» предметов. Смутно у меня начинали возникать подозрения.... но это было бы вообще сумасшествием.

Я был бы рад скрасить вечера в беседе с Пасотом, но ему не разрешалось ночевать в трактире. Для таких как он — с татуировкой на виске, на заднем дворе трактира был отдельный сарай.

Из увиденного, путём логических размышлений, я вывел, что татуировки на виске, это не знак принадлежности к слугам, это знак рабства. Почему так решил? Потому что мы встретили пару групп людей в кандалах и замызганной одежде. Первый раз они шли пешком, второй — ехали на телеге. В обоих случаях у всех, кроме сопровождающих были вот эти завитушки на висках. В эту же теорию попадала и отдельная ночлежка для Пасота, и Лура с её поведением. Я уверен, что если бы тогда захотел, то секс бы у нас был. Не то что бы это было уж таким открытием.... Я и раньше замечал — охрана и кухарка, например, были без тату. Причём все «меченные» жили в отдельном домике, даже с виду не очень презентабельном и не выходили за пределы двора, а без печатей — могли и на сутки пропасть, да и жили в нашем доме, только в отдельном крыле на первом этаже. К пониманию, что в этом мире рабовладельческий строй я отнёсся спокойно. А что было делать? Прыгать и кричать: да как вы можете?! Это же люди! Отпустите их немедленно! Я и так на положении «ударенного по голове». Да и некоторые аспекты были даже приятны. Но и высокомерно к Пасоту, скажем, или другим слугам, я не относился. Вот Корндар, например, на людях даже не разговаривал с рабом. Максимум указания давал. И на меня ворчал, если я разговаривал с рабом при посторонних.

— Корндар, расскажи про деда, — слова дед, как такового в языке этого мира не было, поэтому на местном моя просьба слышалась так: Корндар, расскажи про отца отца.

— Правильно говорить отец моего отца, — скривившись, поправил меня брат.