Лигр

Юстин сидел в натопленной хибаре, расположившейся на дне глубокого оврага, и рассматривал деревянный футляр. Вещь, хранившаяся внутри, досталась ему за баснословную цену. Колдун, продавший ее, предупреждал, что заклинание, наложенное на содержимое футляра, из тех, которыми лучше не пользоваться никогда в жизни…

– Оно – нечестное, – сказал тогда колдун. – Если у тебя есть совесть, потом всю жизнь будешь носить это на сердце…

Юстин хранил приобретение много лет в тайнике, а сегодня достал.

На улице закаркала ворона – особым способом. Это давал знать о своем приближении Автур. Дверь открылась, и разбойник, пригнув голову, чтобы не упираться в низкий потолок, зашел. С его одежды капало. Автур снял промокший плащ и подсел к глиняной печке.

– Договорился? – спросил Юстин.

– Она будет ждать тебя, – отозвался Автур. – Ты уверен, что стоит идти в город? После нападения на обоз стражники озверели как никогда…

Юстин молча спрятал футляр в карман.

– Ради чего хоть рискуешь, можешь сказать? Если с тобой что-то… Без тебя все будет… не так.

Юстин криво улыбнулся. Он никогда не мечтал о первенстве среди разбойников. Единственное, чего он хотел, – быть с Анитой… Все остальное – страшные в своей нелепости стечения обстоятельств.

– Я подготовился, – коротко ответил он.

Автур повернул голову к вожаку:

– Твои возможности выскальзывать из, казалось бы, безвыходных ситуаций… Ты знаешь, что многие считают тебя колдуном? Откуда у тебя это?

– Дед научил…

* * *

Он долго не мог поговорить с дедом. В то время его травили, как волка, он едва уходил от одной погони, как на его след выходила следующая. Просто чудо, что он выжил.

Потом, много позже, пробрался через леса к родному двору.

Их с дедом сад, их кормилец, стоял запущенный, заросший травой. Рухнувший забор догнивал в зарослях бурьяна. Ветхий, перекошенный дом встретил тишиной, повсюду лежала толстым слоем пыль, на балках висела густая паутина. Умер ли дед своей смертью или его свел со света обозленный Радим, выяснить так и не удалось.

* * *

Страшные желтые глаза смотрели, не мигая, из кучи мокрых после дождя листьев. Юстин достал пригоршню волчьего порошка и бросил нечисти между глаз.

– Пошла прочь! – рявкнул Юстин. – Кыш!

Клубок из свалявшейся черной шерсти, по колено человеку, выскочил из кучи и на коротких кривых ножках пустился наутек. Юстин двинулся дальше, вышел на пустынную дорогу и зашагал в сторону города.

Глубокой ночью, никем не замеченный, он без стука вошел в один из домов на окраине.

Пахли сушеные травы. Плотно закрытые ставни не впускали с улицы лунного света; в полной темноте за столом сидел сгорбленный силуэт.

– Ты все-таки пришел, – сказала старая ведьма. – Не боишься, что я могу заработать сто монет?

– Кто разбогатеет на моей жизни – не успеет потратить вознаграждение.

– Я не вижу в тебе злобы, – уличила его ведьма. – Только – тоску…

– Я сюда не за этим пришел, – грубо ответил Юстин.

– Тогда запри дверь, – велела ведьма.

Пока Юстин возился с засовом, ведьма зажгла свечу на столе. У нее оказались молодые глаза – такие больше подошли бы юной девушке, а не дряхлой старухе. Она показала ему на скамью напротив нее. Юстин подошел, в тишине каблуки отчетливо стучали по дощатому полу, и опустился на указанное место.

Молодые ведьмины глаза впились в него, и Юстин осознал, что не способен отвести взгляд; не способен даже пошевелиться.

– Можешь не говорить, зачем пришел, – заговорила старуха. – Я загляну тебе в душу и все сама узнаю.

– Если ты это сделаешь, я тебя убью, – предупредил Юстин. – Моя душа принадлежит только мне, в нее никому нет хода.

В следующий момент он почувствовал, что больше ничто его не приковывает к месту. Ведьма вздохнула.

Она поднялась и пошаркала к печи; Юстин наблюдал, как она разводит огонь и ставит внутрь котелок. Красно-оранжевый отсвет ложился на стены и лицо ведьмы. Она шептала заклинания, кидая пучки трав в котелок и время от времени помешивая варево голыми руками. По слухам, эту старуху сожгли на костре еще при отце предыдущего князя… Она действительно была сильной ведьмой.

– Ну, спрашивай, – сказала она, не поворачивая головы.

У Юстина от нервов началось удушье. Вся его решимость куда-то делась.

– Я просто хочу увидеть ее, – прошептал он.