Лидер. Сергей Павлович Павлов

У фигуриста Юрия Овчинникова сложилась ситуация, которую разрешить мог только председатель Спорткомитета. Нежданно-негаданно Юрий стал, как тогда говорили, невыездным. Это означало, что он не может выезжать за границу. Решение, на основании информации из КГБ, тогда принимал «выездной отдел» ЦК КПСС. А суть дела заключалась в том, что близкий друг Овчинникова, выдающийся солист балета Михаил Барышников, остался «на Западе». Не было в этом никакой политической подоплеки, просто в какой-то момент выдающийся танцовщик понял, что благодаря своему таланту, благодаря уровню мастерства он стал «человеком планеты», другими словами, он должен обладать, прежде всего, свободой перемещения. А раз Барышников пришел к такому решению, то, того и гляди, Овчинников, один из ведущих фигуристов мира, тоже решит остаться.

Правда, в тот момент Юрий сам уже не выступал, он был тренером другого великолепного фигуриста – Андрея Букина. Кстати, на один из важных стартов Юрий так и не смог выехать. А для фигуриста, в том числе и для тренера, особенно такого уровня, класса, остаться без соревнований – все равно что ногу потерять.

Спортсмен пришел со своей бедой к Павлову, обстоятельно все обсудили, и Сергей Павлович, как тогда говорили, «положил свой партбилет на стол» – вот, ручаюсь за человека. Судьба Овчинникова была решена, «выезд» ему открыли, и он прекрасно работал, на всю жизнь сохранив уважение к чиновнику, обладавшему высокими человеческими качествами.

Перед Олимпиадой-68 Павлов не вводил коренных изменений, ему нужно было приглядеться. Правда, несколько человек из ЦК ВЛКСМ на Олимпиаду поехали в составе делегации, их неплохо знали, поскольку отдел спортивной и оборонно-массовой работы ЦК ВЛКСМ был в контакте с Союзом спортивных обществ. Из необычных для спортсменов гостей были лишь Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Роберт Рождественский и певец Лев Барашков. Может быть, «артисты» иногда и собирались за столом, в том числе и с руководством, но это не вызывало никаких разговоров ни среди спортсменов, ни у журналистов. «Олигархов» тогда не было, валютные запасы были лимитированы, а потому до великих застолий дело не доходило. «Бригада гостей» была ориентирована на то, чтобы помогать спортсменам, общаться прежде всего с ними. Кстати, женская часть сборной буквально обожала Пахмутову.

«Пахмутова приходила к нам на тренировки, и мы считали ее членом нашей команды, – вспоминала выдающаяся гимнастка Людмила Турищева. – Гимнастки завершали Олимпиаду, и, естественно, вернувшись в Олимпийскую деревню, уснуть мы не могли. И вот около пяти утра к нам приходит Александра Николаевна, говорит: я знаю, вы все равно не спите, хочу вам сыграть. Так мы стали и первыми слушателями, и первыми исполнителями песни о мексиканской Олимпиаде».

В мужском корпусе Олимпийской деревни был клуб нашей делегации (по правилам МОК мужчинам вход в женскую деревню был категорически запрещен, а наоборот – можно), и девушки, которых тянуло к Пахмутовой – она обладала особым обаянием, – стали завсегдатаям музыкальных вечеров. Это как-то успокаивало, позволяло расслабиться, почувствовать чуточку родины, находившейся и за морями, и за горами.

Поэтам было дано задание: готовить к утренним чествованиям чемпионов – был введен такой ритуал, встреченный с энтузиазмом, – стихи. На этих чествованиях победителям, помимо значков «Заслуженный мастер спорта», вручали расшитые золотыми, серебряными и бронзовыми нитями черные сомбреро.

Потом о деталях одной из утренних церемоний мне рассказывал двукратный олимпийский чемпион в гребле на двойке парной, выдающийся спортсмен и тренер Александр Тимошинин.