Гребёт бабло на соболя».
У вновь прибывшего другие
Гуляют мысли в голове:
«У мамки формы-то какие!
Такую милфу60 надо мне».
И ловко уличив момент,
Пока завистница страдала,
Отвесил верный комплимент:
«Марина-то мне рассказала,
Что здесь Тамары будет мать!
Я вижу младшую сестру…»
Уже хотел он продолжать
Всю ту банальную муру
Из арсенала ловеласа,
Но дёрнулся, словно обжёгся,
Состроил страшную гримасу,
Во фразе следующей осёкся
После того, как взгляд скрестил
С объектом новым вожделения.
И весь его любовный пыл
Пропал от чувства унижения.
Масяня дверь сама открыла,
Явившись коридору громко.
Скороговоркой сообщила:
«Как рада тебя видеть, Томка!
Сегодня ради нашей встречи
Я отказала в интервью
Изданию «Собачий вечер»,
Хотели про меня статью!
Ну как тут? Это мама? Здрасьте!
Я, кстати, если что, астролог,
Звезда по музыкальной части
И лучший в городе таролог!»
Не замолкая, вся в движении,
Уже в гостиной, возле стула,
Прям завизжала в восхищении:
«Так ты успел из Барнаула?»
Увидев Алексея, Зина
Поймала подлинный кураж:
Она настолько им любима,
Примчался с Барнаула аж!
Марина в разговор включилась,
Жених самой необходим:
«Не знаю, что тебе приснилось,
Но это мой, пришла я с ним!»
Подруги начали орать,
Забыв о поводе визита…
«Пожалуй, время начинать!
Как там, готова моя свита?» –
Хозяйка обратилась тихо,
Как будто бы к руке своей,
И тут же, словно в сказке «Лихо»,
Возникли несколько теней,
Похоже, только ей заметных.
Тамара с Колей, как застыли,
В своих вопросах безответных…
Опять всё в том же хриплом стиле
Шипеть удумал граммофон…
Замолк любовный треугольник…
«Кто душу с легкостью на кон
Поставил — навсегда невольник!» –
Хозяйка голосом стальным
Гостей отрезала от мира.
Вокруг, в который раз, иным
Всё стало… Свет лишь от камина,
Пришедших приковал гипнозом.
Они смотрели и молчали.
Две чёрные большие розы
Взамен еды стол украшали.
По стенам несколько зеркал
Пространству дали ширину.
Хозяйки голос продолжал:
«Не ставлю это вам в вину,
Скорее память освежаю,
Чтобы уже моё забрать.
Но не бесплатно. Обменяю.
Тебя вот Алексеем звать?
Ты хочешь очень много денег,
И чтоб упали просто так?
Запоминай совет, бездельник!
Несложно это, так, пустяк!
Купи биткойны61. Что за слово!?
Подержишь и потом продашь.
Затем дешевле купишь снова.
Все даты дам под карандаш!
Не вздумай допустить огласки,
А всё, что будешь наживать,
Ты в медицину вложишь, в маски,
Чтоб тоже их потом продать!
Тебе, невесте в сорок лет,
Пожалуй, счастья дам такого,
Он в «Форбсе»62, родственников нет,
Подслеповатого, глухого,
Способного любить до гроба
Преподнесу тебе в мужья.
В последнем — смысл есть особый!
Как таковая, с ним семья
Вообще никак не угрожает,
В мир грусти быстро он уйдёт.
Но до — тебе всё завещает:
И бизнес, и дома, и счёт!»
Марина гнусно ухмылялась,
И слыша, что ей суждено,
Происходящим наслаждалась.
Душа ей не нужна давно.
Хозяйка взгляд переместила
На Зину. Та, с открытым ртом
Хватала воздух через силу,
Дыша, действительно, с трудом.
«Зови лося, а вдруг поможет!» –
Сплетались тени в голосах.
«Она и погадать нам может!» –
Смех раздавался в зеркалах.
«Тсс… — навела покой хозяйка, –
Она здесь гость, такой же званый!
К тому же, вовсе не лентяйка!
Пример берите, хулиганы!»
Скорее ласково журила
Развеселившуюся свиту,
Сама сдержав смех через силу.
«Раз хочешь — будешь знаменитой!»
Одна из маленьких теней
В полёте подхватила флаер,
На нём — звезда пяти лучей
И подпись рядом «Зина Файер».
«Твой проходной к вершине славы
В закрытый клуб себе подобных.
Пока живут такие нравы,
Мои дела будут доходны!
Теперь, Тамара, твой черёд.
За ложь тому, в кого влюбилась,
Само собой, расплата ждёт.
Хотя, ты, правда, изменилась!
Есть даже шанс, что ты проснёшься…
Но сделке быть у нас с тобой,
Если ты снова окунёшься
В быт суетливости мирской
И в эгоизме потребления
Забудешь вновь, зачем живёшь.
Твой выбор — грех или спасение!
Надеюсь, всё сама поймёшь».
* * *
Лишь звуки низкой частоты
До Николая доходили,
А слуги вечной темноты
Ему глаза, как сном, закрыли.
Не может двигаться, зажат.
Сидит? Лежит? Не понимает.
Наверное, это уже ад.
Он этой мыслью отгоняет
Другую, что ещё страшней.
Слились в ней голос, столь знакомый,
И фраза очень давних дней,
Которую услышал снова.
Весь спектр для души мучений
Стегал безжалостным кнутом.
Да, это Лида, без сомнений.
Но главный был удар в другом.
День свадьбы, череду смертей,
Любви потерю в полном смысле –
Всё вспомнил, но ещё больней
От самой жуткой, что есть, мысли,
Которая была всегда,
Но смысл её теперь иной.
Водитель, что привёз тогда
Подруг с несбывшейся женой
На адрес, где случилось горе,
Уже потом ему поведал
При объяснениях в разговоре,
Что по дороге, пока ехал,
Подслушал девушек общение.
Так вывод был его такой:
Возможно, Лида в положении
И будет мамой молодой…
Камин воздушной тягой взвыл,
Забилось пламя хаотично.
С ним хоровод картинок всплыл
Других, с Тамарой, неприличных.
Вдруг веки приоткрылись сами.
А мантра старого винила,
Что горловыми голосами
На Николая так давила,
Затихла. Свет глаза кусал.
В нём силуэт, что не забыть…
«Я вижу, ты меня узнал.
И как теперь ты будешь жить?!»
Он попытался закричать
От восприятия того,
Что Тома — дочь, раз Лида — мать…
Такая кара для него…
Но вместо крика замычал,