Личный ущерб

— Просто Элф, — неохотно призналась она, — поделился впечатлением, какое на него произвело мое лицо, когда на записи прозвучал твой анекдот.

В глаза светило яркое зимнее солнце, и Робби надел темные очки, поэтому видеть выражение его глаз Ивон не могла. Но он не смутился, это уж точно.

— Да, анекдот так себе. — Робби улыбнулся. — Наверное, у тебя отвисла челюсть.

— Ничего у меня не отвисло.

— Как ты могла заметить, Уолтер — зануда, но анекдоты любит. — Затем Робби переключился на присяжного заседателя, терзавшего его вопросами во время судебного разбирательства на прошлой неделе, но быстро прервал себя: — Да пошел он ко всем чертям, этот присяжный! Лучше поговорим об Уолтере. Колоритная фигура, ничего не скажешь. Кстати, он какое-то время работал помощником судьи, с которой у меня была связь.

— Не понимаю.

— А что тут понимать? Среди судей иногда попадаются вполне приятные женщины. Впрочем, это длинная история.

— Представляю!

Женщина-полицейский в светящемся жилете поторопила их, чтобы они скорее покинули перекресток. Во второй половине дня, как обычно, поток машин стал гуще.

— Разумеется, ты тоже считаешь меня отъявленным бабником. Так вот, это просто игра, по крайней мере, сейчас. Пусть люди думают, что у меня каждый день новая женщина. Пусть. Это приятно возбуждает. И все. Ведь некоторым кажется, будто они в жизни пропускают нечто важное, что где-то там в данный момент происходит такое… — Он улыбнулся. — Ну а я им подыгрываю. Можешь не верить, но когда Рейни заболела, я перестал ей изменять. Сам не понимаю почему. Было, все было, чуть ли не прямо после свадьбы. А тут раз, и как ножом отрезало. — Робби пожал плечами. — Мне вдруг это показалось противным, грязным. В общем, предательством. Хотя все равно я скоро овдовею.

Теперь Ивон была рада, что не видит его глаз. Откровения Робби порой сильно сбивали с толку. Она не знала, что ответить.

— А зачем ты ко мне все время клеишься? Тебе приятно мое унижение? Только не говори, что это тоже игра.

— Вот здорово! «Унижение». «Бесчеловечность». Давай же, выдай все остальные хиты Глории Стайнем[18]. Просто удивительно, почему некоторые женщины воспринимают внимание мужчины, как унижение? Какая глупость!

— Смотря в какой форме он это внимание выражает.

— Да глупость все это. — Робби сжал губы. — Вряд ли ты когда-нибудь встретишь мужчину, который любил бы женщин больше, чем я. Они для меня — самые лучшие существа на свете. И не только в горизонтальном положении. Понимаешь? Женщины — это соль земли.

Ивон быстро проверила, не ухмыляется ли он — вроде бы нет, — но в его искренность до конца не поверила. На тротуаре молодой парень тащил за собой чемодан на колесиках. Он был в ярком вязаном пуловере, высоких кроссовках и, несмотря на январь, шортах. «Приехал на каникулы, — подумала Ивон, — покататься на лыжах». На мгновение она забыла о Фиворе и вообще обо всем. Вспомнились дом, горные склоны, покрытые снегом, свист ветра в ушах, когда проносишься по ним на лыжах.

— Послушай, — сказал Робби, — неужели ты до сих пор не поняла, что у меня такая маска? А у тебя своя. Нравится нам это или нет, но мы обязаны их носить. Разве нет?

— Наверное, — вздохнула Ивон.

— Тогда перестань брыкаться. Хорошо? А то мы с тобой разговариваем по делу, все нормально, но стоит мне улыбнуться чуть теплее, и ты сразу же отпрыгиваешь на три метра. Расслабься. Хорошо? Я не сделаю тебе ничего плохого. К тому же, поверь, я уже уловил, в чем дело.

— И в чем же?

Некоторое время Робби молча размышлял, надув губы, рассеянно трогая правой рукой панель термометра на ореховом приборном щитке.

— Я играл на сцене. Наверное, тебе это известно из моего досье. Верно?

— Ты показывал мне фотографию «Шоу адвокатов».

— Да это все чепуха! — воскликнул он. — Я говорю совсем не об этом. Еще со школы и потом в колледже я мечтал стать актером. Хотел играть на сцене. Это было что-то вроде тяжелой болезни. Я не пропускал ни одной премьеры. Ходил за кулисы, знакомился с актерами. Поначалу меня просто бросало в пот, стоило оказаться рядом с кем-то из них, даже если на сцене актер изображал лакея. Я жаждал, чтобы он ко мне прикоснулся и передал частицу своей ауры. Именно поэтому я люблю разборы дел с присяжными. Понимаешь? Причина в том, что я несостоявшийся актеришка.

Робби крепко сжал руль и надолго замолчал, захваченный воспоминаниями. Затем, словно очнувшись, продолжил:

— Так вот, у тебя что-то не получается. Ты играешь в офисе роль Ивон Миллер из Айдахо, рассказываешь о себе всякие байки даже без дрожи в голосе, но лишь подумаешь, что я могу прикоснуться к твоей руке, как у тебя начинает сокращаться желудок. Это видно по лицу. Тем самым ты вроде как говоришь: «Я могу играть эту роль, но только до определенного предела». Так не годится. Это непрофессионально. Ведь что говорил Станиславский: «Актер должен погружаться в роль полностью, до конца». Играя, ты не можешь оставлять нетронутой даже маленькую частичку себя. Это как принимать ЛСД. Лучше не отправляйся в путешествие, если тебя тревожит, вернешься ли обратно.