— В военный госпиталь, быстро! — велел он одному из врачей скорой помощи и, даже не озаботившись мнением доктора, вместе с женой вошел в салон машины. Осторожно положил Александру на носилки и приказал: — Гони немедленно…
— Тут вам не такси, уважаемый, — встрепенулся врач, а водитель покосился на суровое лицо незнакомца.
— Что? — не понял Бек, становясь на колени рядом с носилками и снова укрывая Санечку. — Повторите, пожалуйста! — проскрежетал он тихо, не поднимая головы.
— Я говорю, что нечего тут распоряжаться… — начал врач и неожиданно осекся, заметив как странный мужик, весь перепачканный кровью, поднимается ему навстречу.
— А-а-а, — протянул генерал и, подскочив, ухватил храброго доктора за шиворот. Прохрипел угрожающе: — Или ты сейчас четко выполняешь приказы и дорогой оформляешь всю макулатуру, или остаешься здесь. Я и без тебя уеду.
— Вы не посмеете, — опешил врач и попытался еще что-то сказать.
— Ты мне надоел, — прорычал Кирсанов и обратился к водителю: — Поехали, отец.
Старичок, кивая, завел двигатель, и доктор, будто опомнившись, всплеснул руками.
— Кто вы, вообще, такой? — недовольно пробурчал он.
— Муж этой женщины, — кивнул Бек на неподвижно лежавшую Александру. — Там огнестрел. Жгут я установил. Но, видимо, перебита артерия. Чем быстрее мы доставим ее в госпиталь, тем лучше.
— Слушаюсь, товарищ генерал, — пробормотал обалдело доктор, только сейчас заметив погоны на куртке. — Едем, Петрович.
Всю дорогу до Москвы, а потом и до госпиталя, Кирсанов думал, как удивительно устроена человеческая психика. Всего каких-то два часа назад его интересовала только служба, и приказ об отставке он воспринял как личное оскорбление. Зато теперь, держа обмякшую кисть жены, он просил ее очнуться и обещал все блага мира. Думал ли он в такой момент о должности или звании?
«Да клубись оно все конем», — мысленно ощерился Бек и, оглаживая белые, будто неживые Санькины пальцы просил и требовал одновременно. Умолял и приказывал:
— Санечка, проснись, девочка. Умоляю тебя! Шура, вставай! Кому говорю!
«Зачем мне карьера, звания и награды, если рядом не будет Александры? — в который раз у самого себя спросил он. — Как жить без нее и никогда больше не услышать ее протяжного «Сережа-а»? Что сказать сыну? Почему не уберег и как умудрился допустить».
В приемном покое госпиталя он напряженно следил, как носилки с женой катят по коридору. Слышал, как кто-то кричит о готовой операционной и требует взять по цито анализы. Замечал, как вокруг жены суетится персонал. И поцеловав тонкую Санькину руку, попросил любимую:
— Я жду тебя, Санечка. Поправляйся! Умоляю тебя!
Генрих Иванович Поморов считал себя практичным и находчивым человеком. Передав Фархаду точные сведения, куда поехали Шурка с Кирсановым, он вернулся домой и сразу же сел обедать.
— Котлетки с пюре, — потер Поморов ладони. — Как же хорошо, Люсенька! Можно и стопочку выпить. За успех, так сказать… Шурка теперь никуда не уйдет. Целая армия приехала ее ловить …
— Может, Гена, нам лучше уехать, — тихо пробормотала жена. Сейчас соберемся быстренько. И на вокзал. Только этого — она скосила глаза на подпол, — выпустить нужно.
— Ага, — кивнул он. — Еще чего! С ума сошла, что ли? Чтобы он нас выдал? Вот дурья башка, — проворчал он и, подскочив со стула, стремительно заходил по комнате. — Нужно уколоть что-нибудь из Ромкиных запасов, — задумчиво хмыкнул он. — И посадить на любую электричку. Пока приедет в Москву или в Тверь, напрочь забудет, кто он и что. А полиция наша, найдя в крови тяжелую наркоту, не придаст значения его показаниям.
— Умный ты, — мотнула головой Люся и уже наклонилась к сожителю, чтобы поцеловать его в потный широкий лоб, изрытый морщинами, когда в дверь постучали.
— Хозяева, — прокричал с крыльца участковый. — Откройте, пожалуйста!
— Не успели, — охнула Люся и кулем осела на стул.
— Быстро сработали, — скривился Поморов, доставая из-за горки охотничье ружье. — Держитесь, твари! — прохрипел он, вставляя патроны. — Живым не дамся!
Глава 21
Кирсанов умел ждать. Долгие годы службы приучили его к терпению и выносливости. И он всегда знал, что есть моменты, когда нужно наперекор всему броситься в рукопашную, и есть совершенно другие, когда приходиться затаиться в засаде, как бы ни сжимались кулаки и сердце ни стонало от боли и ярости. Заполнив какие-то бланки для формальности, Кирсанов тяжело опустился в первое попавшееся кресло и, вперив взгляд в высокие белые двери, вновь оказался в злополучном лесу, где чуть больше часа назад ранили Саньку. Несся по утоптанному снегу, прижимая к себе впавшую в забытье жену. Истово молился о ее спасении.