Почти за двадцать лет работы в таможне у Шалымова было немало подобных случаев. Тем не менее каждый из них вызывал в нем живейший интерес. Но на этот раз Шалымов вдруг с внезапной горечью подумал: «Ну, этого я еще скручу, никуда он от меня не уйдет. А вот с иностранцами — как молодые наши — не получится, нет. Кишка тонка. Вон как Дубинин с англичаночкой той или Шмелев сегодня с итальянцами. Да-а, багажа у тебя, старина, маловато. Смолоду-то не припас». И он вдруг заметил, что не первый день где-то глубоко в душе копилось у него недовольство самим собой. Тут и жалость была, и досада, и даже что-то вроде зависти к молодым. Да, да, зависть тоже была, чего уж там… И неожиданно Шалымов спросил:
— Скажите, в прошлом у вас не было судимости?
— Только этого мне не хватало, — оскорбленным тоном ответил Чуяновский. — И должен вам сказать…
— Нет уж, разрешите, теперь скажу я, — очень спокойно перебил его Шалымов. — Я не зря задал вам этот вопрос. Скажу прямо. У меня возникли очень серьезные подозрения.
— То есть?
— Откуда у вас перед самым переездом за границу появились такие деньги?
— Так я же два года стоял в очереди…
— Это легко проверить.
— Одну минуту, — поспешно проговорил Чуяновский. — Дайте же мне закончить. Да, стоял в очереди, но… но не достоялся. Деньги уже скопил, надо уезжать, а очередь не подошла. Что делать? Вот я и купил машину у одного гражданина. Пока что за это, кажется, не судят?
Шалымов пожал плечами.
— Все очень странно… — он взглянул в документы, — Григорий Степанович. Кто-то продал вам машину, не проехав на ней ни километра. Вы сдали ее в Бресте нам, тоже не проехав, по существу, ни I километра. Да и водительский стаж, оказывается, не позволил бы вам этого. Между тем вы утверждаете, что сами ехали на ней от Москвы, то есть больше тысячи километров. Да еще в такое время года.
Чуяновский, не отрывая глаз от пола, нервно теребил в руках связку ключей. На полном лице его проступили красные пятна.
— Ну, а деньги вы два года копили в кубышке? — совсем мягко задал новый вопрос Шалымов.
— В сберкассе, — не поднимая головы, буркнул Чуяновский. — Где же еще?
— Это тоже можно проверить.
Тут Чуяновский, наконец, не выдержал. Ненавидящими глазами он уставился на Шалымова и, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, прошипел:
— Что вам, наконец, надо от меня? — И вдруг все-таки сорвался и крикнул: — Что?!. Что вам надо?! Я честный человек!.. Слышите вы?!
Шалымов холодно ответил:
— Мне нужна правда, только и всего. И учтите: если ее не узнаю я, ее узнает милиция.
— Вот как? — почти спокойно спросил Чуяновский. — Интересно. Стоит подумать.
— Думайте, только не очень долго. У меня, знаете, много работы.
Чуяновский вдруг опасливо оглянулся и, понизив голос, спросил:
— Вас устроит половина стоимости «Волги»?
— В смысле взятки? — деловито осведомился Шалымов. — Вполне.
Чуяновский пристально посмотрел на него, потом махнул рукой.
— Ладно уж. Не разыгрывайте. Сам ведь вижу.
— Ну и хорошо. Значит, теперь самое время все рассказать.
— Придется, — с театральным вздохом ответил Чуяновский. — Так вот. Половина стоимости «Волги» — это как раз та сумма, за которую я согласился выдать машину за свою и перевезти через границу. Я ее и в глаза до сих пор не видел. А своих денег… — он опять вздохнул, — нет и на одно колесо. Сами подумайте, такая семья…
— Кто же действительный владелец? Чуяновский махнул рукой,
— Он уже там.
— Ну что ж, — Шалымов удовлетворенно прихлопнул руками по столу, как бы подводя черту под разговором. — Пишите объяснение. Будем составлять акт о контрабанде.
— Чем это мне грозит? — жалобно спросил Чуяневский. — Ведь мать-старуха, сестренка с братишкой — все на мне…
— Это грозит прежде всего конфискацией машины.
— Да пропади она пропадом!..
В это время в кабинете заместителя начальника таможни Буланый со слезой в голосе говорил мрачно слушавшему его Филину:
— Разве это справедливо, Михаил Григорьевич? Почему товарищ Шалымов так явно покровительствует Шмелеву? Только поймите меня правильно. Я вовсе не завидую. Нет! Это покровительство наносит вред делу. Сегодня, например, Шмелева назначили старшим. А он хотел пропустить контрабанду у этих итальянцев.
— Вот как?
— Именно. Контрабанду эту нашел я. Нашел вопреки Шмелеву, который запретил ее искать. Причем я не только не обидел этим итальянцев, но и разоблачил провокацию.
Семен был полон самой искренней обиды. С ним поступили явно несправедливо. Он вел себя с итальянцами правильно, он был решителен и непреклонен, как Михаил Григорьевич. Но Шалымов хвалил не его, а Андрея. Опять Андрея! Всегда Андрея!
— Гм. Я вас понимаю, Семен Трофимович, — кивнул головой Филин. — Кажется, и в самом деле ваш друг… не очень по-дружески себя ведет, а?
— Именно, Михаил Григорьевич!
— Надо уметь постоять за себя, дорогой мой.
Буланый сдвинул к переносице тонкие брови, и все лицо его приобрело выражение суровой решимости, так не вязавшееся с его франтоватой внешностью.
— О, в этом будьте уверены, Михаил Григорьевич!