"Пойдемте со мной", " сказала Блаватская, и обратившись к агенту пароходной компании, попросила поменять ее билет первого класса на билеты четвертого класса для себя и женщины с детьми. Тот, кому доводилось пересекать океан на палубе среди толпы эмигрантов, оценит подобное самопожертвование женщины с обостренными чувствами, свойственное немногим". [25, с.147]
ГЛАВА 25
ЭПИЗОД С МИТРОВИЧЕМ
В мемуары, написанные Синнетом под названием "Эпизоды из жизни г-жи Блаватской", он хотел включить "Эпизод с Митровичем", но она непреклонно против этого возражала.
" Я никогда не буду писать ни про "эпизод с Митровичем", ни про какие-либо другие подобные эпизоды, в которых замешана политика, или которые являются тайной других, ныне умерших людей. Это мое окончательное решение. Если вы захотите сделать свои мемуары интересными каким-нибудь иным способом, делайте, и я вам помогу. Все, что вы пожелаете из событий после 1875 года. Вся моя жизнь после этого времени была открыта обществу, за исключением часов моего сна, я никогда не оставалась одна. Я готова опровергнуть любое обвинение, выдвинутое против меня". [14, с.148]
Когда она получила письмо, адресованное ей, "госпоже Митрович", она спокойно отрицала: "Это новое письмо " вымогательство и хулиганство... Что эта подлая клика думает, я не знаю, но что думает Куломб, я ясно вижу, ибо это старая-старая история... А теперь этот адрес: "Госпоже Митрович, иначе госпоже Блаватской" " это клевета и хулиганство, шантаж, вымогательство, чтобы вы ни говорили. Невоздержанные на язык люди никогда не перестанут твердить, что все мужчины, когда-либо приближавшиеся ко мне, начиная с Мейендорфа и кончая Олькоттом, были моими любовниками... Но я считаю, что если адвокат или адвокаты, опираясь на сплетни г-жи Куломб, пишут такое оскорбление, которое означает не только проституцию, но и двоемужество, то это означает их желание опозорить человека. Прошу показать это нашему юристу, чтобы он поставил их на место и сказал им..., если они письменно не извинятся, то я подам на них в суд за клевету". [14, с.188, 189]
[Г-жа Куломб] "никогда не была моей приятельницей. Это только случайная знакомая. Еще до 1871 года я уехала из Каира и никогда с ней не переписывалась. Я даже забыла ее имя. В том отвратительном письме (о котором в 1884 году г-жа Куломб утверждала, что она получила его от Блаватской в 1882 году) мне, несмотря на это, присываются слова, что я оставила моего мужа, полюбив и вступив в связь с каким-то мужчиной (жена которого была моей сердечнейшей подругой и которая умерла в 1870 г., с мужчиной, который умер через год после своей жены и, которого я похоронила в Александрии) и, что у меня от него и других было трое детей!!! и прочее и т.д. Все это заканчивается просьбой не говорить обо мне никому. И тут же зачеркнутые фразы о том, что я никогда не знала Учителей, никогда не была в Тибете, что фактически я лгунья.
Было бы лишь напрасной потерей времени все это опровергать. Те, кто поверил, что опубликованные письма (нападки Куломбов в 1884 году) не подложны, кто настолько глуп или прикидывается глупцом, что смог подумать обо мне, будто я могу написать такое самоубийственное письмо совершенно чужой мне женщине, с которой я лишь несколько недель встречалась в Каире, " пусть те так думают и дальше". [14, с.99]
"Отдаю себя в Ваши руки, но только прошу Вас помнить, что Ваши "Мемуары" подобно вулкану выбросят наверх новую грязь и пламя. Не дразните дремлющих собак.
Доказательства того, что я никогда не была женою Митровича, а также и Блаватского, уйдет со мною в могилу " никого это не касается". [14, с.147]
Рассказ о ее дружбе с супругами Митровичами в "Мемуарах" Синнета примерно совпадает с истиной. Она писала Синнету: "То, что вы пишете в "Мемуарах" об инциденте с Митровичем приблизительно верно, но я считаю, что этого не следовало делать. "Мемуары" не дадут мне оправдания. Это я знаю так же хорошо, как знала, что "Таймс" не примет во внимание мой ответ Ходжсону (об отчете Общества Психических Исследований). Они не только обманут ваше ожидание, что "приведенного в "Мемуарах" будет вполне достаточно", но даже если бы эти "Мемуары" вышли в шести томах и были в десять раз интереснее, все равно они не оправдали бы меня. Это просто потому, что Митрович " это одно из тех многих обвинений, которые враг бросает против меня.
Если бы даже в этом "инциденте" я оправдала себя, то какой-нибудь Соловьев или другой негодяй выдумал бы "инцидент Мейендорфа" и моих троих детей. Если бы я опубликовала письма Мейендорфа (они находятся у Олькотта), адресованные его "дорогой Наталии", в которых он говорит о ее волосах, черные как вороново крыло [у Блаватской были светло-каштановые волосы] и "длинных как прекрасная королевская мантия..." (как Мюссе отзывался о своей маркизе Д'Амеди), то этим я просто дала бы пощечину этому умершему мученику и вызвала бы какую-либо иную тень из галереи выдуманных любовников". [14, с.143]