Либидисси

Смысла во всем этом, применительно к Шпайку, не видно. С нетерпением продолжаем рыться в рухляди. Отодвинув в сторону раму и ободья велосипеда, наверняка не дешевой в прошлом шоссейной модели, натыкаемся в самом конце свалки, за прислоненным к стене матрасом, на длинный пластиковый мешок. Разрываем черную пленку и обнаруживаем в нем, к своему немалому удивлению, мумифицированный труп. Подтаскиваем высохшее и оттого ставшее легким тело туда, где света побольше. Похоже, это мужчина. Умер он в полосатой пижаме, фланель отлично сохранилась. Рот мумии широко раскрыт, и из него торчит усохший до острого узловатого конуса язык. На указательном пальце правой руки — необычно широкое золотое кольцо с треугольным камнем. Когда ты снимаешь его, палец отламывается, распадаясь на косточки, волокнистые кусочки и пыль. Дунув в кольцо, ты удаляешь из него то, что было когда-то плотью, и замечаешь гравировку — дату и короткое слово, скорее всего имя. К сожалению, золото при жизни обладателя кольца так стерлось, что однозначно распознать цифры и буквы уже нельзя. Имя, во всяком случае, начинается с буквы «П». Ты надеваешь кольцо на левую руку; оно подходит по размеру и явно идет тебе. А кроме того, я вижу, как гармонично сочетаются оба украшения — кольцо с пальца мертвеца и колье, найденное тобой в такси. Они смотрятся аксессуарами городской моды, которой ты хотел бы следовать с непринужденной естественностью — и не только этой ночью.

Идем наверх, поднимаемся по крутой деревянной лестнице на второй этаж, и вскоре не остаемся сомнений, что именно здесь в основном и обитает Шпайк. В комнате, которая служит, по-видимому, гостиной, на передней панели телевизора висит дешифратор к передаче German Fun, экземпляр первой серии — с электроникой, что монтировалась еще в корпуса громоздких портативных плееров. Почти вплотную к телевизору придвинуто огромное, невероятно безобразное, сплетенное из тонкого тростника кресло. Шутки ради садимся в него на минутку вдвоем, и тут я замечаю, что пол между креслом и телевизором усеян битым стеклом. По всей видимости, это осколки флакона, в котором был лосьон для бритья. Ты осторожно опускаешься на колени и обнюхиваешь осколки и круглый коврик под телевизором. Если, однако, здесь и был пролит лосьон, то запах давно улетучился. Заднее помещение меньше «гостиной» и служит Шпайку спальней. Перед кроватью в зазорах между половицами — множество разноцветных таблеток. Ухватив одеяло кончиками пальцев, ты стягиваешь его в сторону. Шпайк спит, похоже, спокойно: в широком матрасе — узкая, но глубокая ложбинка. Простыня в ней — желтая, местами даже бурая. Слов для обозначения такого декаданса не подобрать, поэтому, испытывая сильнейшее отвращение, мы просто поочередно плюем на простыню.

Затем вновь продолжаем поиски. Вспарываем матрас и подушку с сиденья кресла, заглядываем во все ящички и за все дверцы скудной обстановки, обшариваем карманы в потертой, давно не знавшей чистки одежде Шпайка. В какой-то момент ты замечаешь, что здесь, наверху, нет ни клочка бумаги — ни газет, ни книг, ни писем, ни листка из блокнота. Среди пожитков Шпайка нет даже обыкновенного магазинного чека. На полке повыше телевизора выстроились шеренгой капсулы, точь-в-точь такие, какие стоят на первом этаже в нише за портретом Гахиса. В каждой — полоска резины или пластика с надписью. Надпись всегда на немецком, две-три мало что значащие фразы об уведомлении, информировании, передаче текста. В орфографии порой столько ошибок, что нет уверенности, понимаем ли мы надписи правильно. В одной из капсул находим-таки полоску бумаги. По-видимому, это винная этикетка. Напиток, бутылку с которым она когда-то украшала, называется Club/True Old Suleika Brandy. На обратной стороне что-то написано карандашом. Почерк тот же самый, но разобрать написанное невозможно: буквы смазаны, даже отчасти стерты, точно робкий первоклассник, стараясь прочитать слова по слогам, водил и водил по строчкам кончиком указательного пальца. Ставим капсулу обратно на полку, зная, что теперь надо искать. На стенах нет ничего, кроме небольшого выцветшего ковра. Ты срываешь его, и перед нами такой же конец трубы, как и на первом этаже. Труба идет снизу. Проходя в кладке почти вертикально, она, очевидно, всего лишь соединяет оба этажа.