Лям и Петрик

Сзади раздался глухой стук копыт, и по изъезженной, разбитой дороге, покачиваясь, пронеслась легкая, щегольская бричка. Перед Петриком промелькнуло два круглых лица. Он долго, насупив брови, смотрел им вслед. Знакомые, хотя и преобразившиеся лица. Плащи из хаки на широких плечах, великолепный гнедой жеребец, новенькая бричка на мягких рессорах. Петрик отошел в сторону, сбросил с себя вещевой мешок и шинель, распахнул рубаху и ждал, пока остынет его разгоряченное, потное тело.

Но ждал он недолго. Глядя вслед бричке, он вдруг увидел на дороге что-то странное — собака не собака, какое-то огромное насекомое. Бричка подъехала к этому существу, остановилась и покатила дальше, а оно снова заковыляло по дороге.

Петрик догнал его. Это была половина человека, человек без ног, увешанный сумочками, узелками. В руках у него были две колодки, которыми он упирался в землю и так перебрасывал свое подшитое снизу кожей туловище. Он двигался быстро, почти вровень с Петриком.

— Здорово, молодец! — Он повернул к Петрику свое приветливое лицо в окладистой бороде. — С фронта?

— С фронта.

— Так. Ну что, много наших братков угробили? А братки все идут и идут. Да?

Выходило так, что у этого чужого, укороченного человека имеются какие-то чрезвычайно справедливые претензии к Петрику, а Петрику нечего ответить, и он вынужден все это проглотить и молчать.

— Найдется нам дело, найдется, миленький! — Полчеловека сверкнул особенным взглядом и смерил Петрика с ног до головы. — Солдатик, а хозяйство у тебя есть?

— Нет.

— Где твой глаз?

— На германском фронте оставил.

— Так…

Укороченный человек опустил голову и упорно заработал колодками. Больше Петрик от него ни слова не услышал, хотя и твердо шагал рядом, чтобы тот знал, что он здесь, сбоку. Безногий быстро-быстро хлопал по пыльной дороге, словно хотел отделаться от Петрика. Он работал усердно руками, плотно прикрыв глаза и стиснув зубы, но Петрику не хотелось от него отставать.

Они оба пришли к Геле-Голде на постоялый двор. Там Петрик увидел Салю. Она держала в руках большие солдатские стеганые штаны и о чем-то спорила с матерью. Петрику она очень обрадовалась:

— Гляди-ка, да ведь ты совсем на черта похож! Где это ты шатался?

— Ты стала красивой, Саля, — тихо сказал Петрик, держа ее за руку. — Округлилась. И волосы выросли.

— А как же! — Она ловко, по-девичьи, поправила локоны и улыбнулась счастливой улыбкой. — И не скажешь, что это парик.

Саля кокетливо поводила плечами и, не дожидаясь ответов, спрашивала и сама отвечала: откуда он явился? Хорошо, что он вернулся! А повязка зачем? Глаза нет? Ну что поделаешь! Другие и вовсе не возвращаются.

— Где Лям? — перебил ее Петрик.

— Кто его знает? Тридцать три человека из нашего местечка убиты. В их числе мы считаем и Ляма.

Петрик опустил голову, а Саля снова заспорила со своей матерью.

Петрик поневоле слушал их спор. Геле-Голде нужны теплые стеганые штаны, так как у нее что-то с животом неладно. Но покупать материал и отдавать шить не дело для нее. И вот Саля сказала ей, что видела где-то подходящие штаны, за которые хозяин просит двенадцать рублей. Теперь Саля принесла их.

— Дочка, — сказала Геля-Голда, — ведь эти штаны лежали у тебя! Ведь они остались после твоей торговли!

— Что ты говоришь? Я только что взяла их для тебя за двенадцать рублей, дай мне бог здоровья!

— Да не ври, девка! Они уже года два лежат у тебя в сундуке. Я ведь узнаю их. Они стоили тебе гроши.

— Скажи, чтоб хоть копейку уступила. Ни за что! Плати! Хозяин ждать не будет. А не хочешь, сейчас же продам их вон тому, — пригрозила Саля, указывая на Петрика.

В этом холодном доме, отгороженном от всего мира толстыми крепостными стенами, было тихо, прохладно, прибрано. Никаких признаков того, что неизбывная беда, которая уничтожила Ляма и еще тридцать двух парней из этого местечка, ходит где-то здесь, поблизости. Сытый покой и украшенная локонами голова Сали убеждали в том, что на земле мир и благоденствие, а Лям и другие убитые — это вовсе не пример и не причина для траура. Мало ли что может случиться на свете!

Саля капризным тоном говорила Петрику:

— Все равно я скоро переберусь в большой город. Интеллигентному человеку здесь, в местечке, душно. Туда переезжает Меер Шпон. В солдаты его уже, конечно, не возьмут. Он и так немало пострадал. Сначала выдернул себе двенадцать зубов, и его отпустили. А когда стали брать и без двенадцати зубов, он вырвал еще шесть. Пока тех, у кого не хватает восемнадцати зубов, не берут. Подумаешь, у него теперь золотая челюсть, вот и все. Тому честь, у кого деньги есть. Дай бог нам с тобой, Петрик, иметь то, что он имеет. Мы с Мееркой Шпоном, наверное, в городе магазин откроем. Будь уверен, я уже скупаю ситец. В России мало ситца. Понимаешь, товар переходит из рук в руки, только успевай прибыль считать.

— Где Элька?

— Честное слово, ко мне заходит вся интеллигенция. А Элька пропадает черт знает где. Как была швейкой, так швейкой и осталась. Да еще на руках у нее ребенок.

— Ребенок?!