Лягушка-нецаревна

Чувствующий себя полным идиотом Рокшевский только огрызнулся. Дашу это не остановило, и она, подвывая, принялась декламировать на староанглийском сонеты Шекспира.

Кирилл, вновь оказавшийся в центре внимания, не знал, куда деваться. Особа, отравлявшая ему жизнь, была совершенно непробиваемой. Оказавшийся неподалеку Генеральный слушал завывания чтицы с нескрываемым удивлением. Встретившись взглядом с Рокшевским, вопросительно вскинул бровь, на что тот в ответ выразительно развел руками – я тут ни при чем.

Даша замолкла только тогда, когда они взяли по полному подносу еды и устроились за столиком возле выхода, причем смирившийся Рокшевский даже не пытался сбежать, понимая, что все равно догонят и вернут.

Дождавшись, когда они пообедают и пойдут к дверям, Сергей Михайлович поздоровался и осведомился:

– Что это вы читали, Дарья?

Даша восторженно закатила глаза.

– Кириллу очень нравится Шекспир в подлиннике! У него такая тонкая поэтическая натура! Я так рада, что нашла единомышленника! Я постараюсь сочинить стихи в честь нашей любви! Конечно, я не Шекспир…

Генеральный прервал ее монолог коварным вопросом:

– Так вас можно поздравить?

– С чем? – Рокшевский выглядел явно испуганным.

– Вы же решились пожениться?

Оба в один голос воскликнули:

– Нет!

Даша с ужасом уточнила:

– Что вы! Брак убивает истинную любовь! Это же неволя! Потеря свободы и вдохновения! – И уже прозаично добавила: – Нет, у нас свободные отношения.

Генеральный чуть прищурил глаза и изучающе посмотрел на бледного Рокшевского. Было не похоже, что эти самые свободные отношения приносят ему какую-то радость. Скорее наоборот.

– Что ж, не буду вам мешать. Продолжайте наслаждаться Шексиром.

Даша прижалась к Кириллу поплотнее и спросила:

– А кто из поэтов тебе еще нравится?

Рокшевский сердито рявкнул:

– Никто! Терпеть не могу поэзию!

Даша назидательно возразила:

– Ерунда! Ты ее просто плохо знаешь. Но мы с тобой это упущение ликвидируем. Кого ты предпочитаешь, Ростана или Франсуа Вийона? – и принялась декламировать Вийона на старофранцузском языке.

– Замолчи! Ты меня достала уже со своими поэтами!

Этого она и добивалась. Но, будто не слыша его панического требования, продолжила с неуместными трагическими подвываниями декламировать беззаботные стихи повесы-француза.

Константин Петрович, стоявший в очереди неподалеку, догнал их, когда они уже подходили к лаборатории.

– Я и не подозревал, что ты что-то понимаешь в поэзии, Кирилл! У тебя вид такой… – он помолчал, подбирая нужное слово, – ошеломленный! Ага! Ошеломленный!

– Просто Кирилл очень любит поэзию. Вот сейчас мы с ним вспоминали поэзию Франсуа Гийона. Поэзию французского простонародья, но очень привлекательную. Вы тоже можете послушать, если хотите.

Константин Петрович тоже стал выглядеть ошеломленным.

– Нет, вы продолжайте, продолжайте, а я пойду, чтоб не мешать. – И он в ускоренном темпе улепетнул по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки, что в его возрасте и с его габаритами выглядело пижонством.

Как-то боком ввалившись в кабинет, Рокшевский сразу ринулся к своему столу. Даша двинулась за ним.

– А на каком языке ты предпочитаешь стихи? – нащупав слабое место объекта, Даша решила выжать из ситуации все, что можно. – Может, мне для тебя стихи на французском сочинить? Мне кажется, французский очень красивый язык. Итальянский тоже ничего, но его я знаю хуже.

Поскольку голос она не понижала, то слышавшие это женщины немедля встряли в разговор.

– Ты что, для Кирилла стихи сочинять вздумала? – Лариса смеялась не таясь. – Да еще на французском?

Даша удивилась.

– Ну да. А что тут такого? Ведь пишут же мужчины стихи о своих возлюбленных. А я чем хуже?

– Ты-то покруче любого влюбленного мужика. А вот как это перенесет Рокшевский?

Даша обратила томный взор на соблазняемого типа.

– Думаю, он будет в восторге. На поэму меня, конечно, не хватит, но вот оду я вполне осилю.

Появившийся в дверях своего кабинета Артем молча наблюдал за очередным комическим шоу.

Не видевшая его Даша с воодушевлением продолжала:

– А сонет запросто. О любви, великой и чистой.

У Рокшевского лицо перекосилось так, что казалось, еще немного, и его хватит удар. Сжалившийся над ним Давид спросил у Дарьи:

– Слушай, чего ты к мужику привязалась, а? Ну, пусть он тебе нравится, но это же не значит, что ты можешь силой принудить его к близким отношениям.

Возмущенная Даша вульгарно подбоченилась, уперев руки в бока и став похожей на базарную торговку.

– Я и не собираюсь его ни к чему принуждать! Просто после моих ухаживаний он на все согласится добровольно!

Лариса, давно уже держащаяся за сердце, выговорила сквозь смех:

– Даша, а ты что, всех мужиков так принуждаешь, то есть ухаживаешь? Неважно, хочет, не хочет, женат, не женат?

Даша чуток призадумалась.

– Ну, если полноценная семья, жена, дети, то я, конечно, не лезу. Это же безнравственно. Если детей нет, то это не семья, а так, одно название. Жена, как известно, не стена. А что касается Кирилла, то он объект, свободный для приватизации. А если он мной недоволен, это исключительно его проблемы. Как там в песне поется? Все равно он будет мой?