А любовь — есть. И, быть может, именно благодаря ей человек и является человеком. Не благодаря труду, обществу, государству или еще там чему. А именно что — любви. Она невидимыми нитями проходит через все существование человека, сквозь него, вокруг него. И как-то само собой осознал Андрей сокровенное: "И Бог есть любовь".
— Да че ты рассказываешь? — бросил ему как-то очередной "рюмочный" патриот-домостроевец. — Наши предки как семьи создавали. Договорились родители — и все. Никто ничьего согласия не спрашивал. И ничего — жили. И детей кучу рожали. Здоровых.
Может оно и так, думал Андрей. А вот только ничего в этом хорошего тоже нет. Хотя б и детей много. Не в этом же дело только. Можно детей кучу нарожать, а все равно быть несчастным человеком. Так он думал. Ведь если весь смысл жизни заключается в размножении, тогда чем мы отличаемся от животных? Нельзя же так примитивно.
Он, конечно, даже и не собирался претендовать на истинность в последней инстанции. Так, мнение свое имел… А только для себя решил четко, раз и навсегда. Только ради размножения, или ради самого факта женитьбы, или для того, чтобы не остаться одному, он свою жизнь с девушкой связывать не будет. Должна быть любовь. Должна. А если не будет ее — значит, не судьба. Что он, убогий какой-то? Почему именно он должен оказаться обделенным любовью? А если и окажется — значит, так тому и быть. Значит, если хотите, так наверху решено было. Вот такой вот неожиданный фатализм.
— Если скину — покажешь, что у тебя? — тихо произнес Петя.
— Покажу.
— Ладно. Пас. — Парень облегченно вздохнул. — У меня — тройка на семерках.
— Сорвался ты, хлопчик. — Толик раскрыл карты. — "Фул Хаус" на тузах и тройках.
— Ну конечно! — восхищенно хмыкнул тот. — С такими картами — чего не играть!
— Пойду себе кофе, что ли, сделаю… — задумчиво пробормотала Яна, — но с кресла не встала.
— Я тебе говорил, кстати? Тут краинская фирма одна звонила, — сказал Толик, тасуя колоду карт. — Они вроде как кондитерский цех открывать собираются где-то в Анапской. Закидывают удочку насчет наших услуг. Расценки в Интернете видели, но скидок хотят. Причем неслабых…
— Вот народ! — весело хмыкнул Андрей. — Только-только знакомятся, контакт налаживают. Еще не знаем друг друга совершенно. Никогда не работали. А уже скидки хотят…
— Да ладно тебе, — беззаботно махнул рукой Толик. — Ты ихнего брата не знаешь что ли? Они всегда такими были…
20.02.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Пролетарская. 23:12
— Московиты, они всегда такими были…
— Ну ты, это, не надо уж так… Мы в Донинске этого не любим.
— Да ты извини… Я обычно это слово не употребляю. Так, вырвалось… О чем я говорил-то?
— О работе.
— А, да! Так вот, представляешь, говорят они мне: сроку тебе — три дня!
— Вот кретины!
— А я о чем! Их, конечно, винить трудно. Психология такая. Они думают, что текст написать — то же самое, что к станку стать и деталь выточить какую-нибудь…
— Ага. Тут ведь как бывает: сядешь — и за день страниц десять выдашь. На одном дыхании, как говорится… А бывает — ходишь неделю, и строчки написать не можешь.
— Вот-вот. А им: дай работу — и все. Хоть кол на голове теши.
— Да к ты давно на них работаешь?
— Нет. Меньше года. Да и не то, чтобы я на них работаю. Нельзя так сказать. Время от времени они мне кое-что заказывают. Я делаю. Получаю деньги. И потом мы несколько месяцев можем не сотрудничать. Вот так и перебиваюсь временными заработками.
— Чего там говорить. Тяжело нам, гуманитариям. Сейчас мы — в загоне. Ничего не попишешь. Ты, вон, хоть писатель профессиональный. А я, историк — кому нужен. Ну кому, спрашивается, нужно это мое профсоюзное движение. Хорошо хоть, родители помогают. А так — пошел бы учителем в школу. И никакой тебе науки.
— Ты не переживай особо. Благодари Бога, что хоть родители помогают. Нынче с нашим уклоном хорошие деньги заработать трудно.
— Да я нормальных денег и не зарабатывал никогда.
— Нет. У меня были хорошие времена.
— Когда?
— Да лет пятнадцать назад… Я ж у Тимощук в штабе работал.
— Серьезно?
— Ага.
— Натурально с самой Тимощук?
— Ну да. А что тебя так удивляет, не пойму? Она ж свою политическую карьеру с Кировогорска и начинала.
— Вот как? А я думал, она, вроде Днепровская….
— Днепровская-то днепровская. Но в политику отсюда пошла. На моих глазах, посчитай, и начинала. Я тогда молодой еще был.
— И у нее прям в штабе работал?
— Да.
— А чего ушел-то?
— Да так… Имела там место одна история.
— Расскажи!
— Да тебе-то это зачем?
— Ну интересно же, все-таки!
— Да пожалуйста. Я особо не распространялся по этому поводу. Наша с ней личная история, можно сказать…
— В смысле — "личная"….
— Не в этом смысле личная!
— А че ты ершишься! Баба она симпатичная. Ей "полтинник" почти, а хоть куда! Гы-гы-гы!
— Да я не ершусь. Не совсем приятная история просто…
— Извини.
— Да нет. Ничего…
— Так чего случилось-то?
— Да, понимаешь. Такая приключилась беда. Сеструха у меня заболела. Сильно.
— Вообще сильно?
— Вообще. Врачи сказали: "Неси десять штукарей зелени. Или — готовься к худшему". А откуда у меня десять "кусков"? Ясное дело — неоткуда. И пошел я тогда к Ольге.