Мужики поклонились и прогудели: «Доброго здоровья!»
– Накройтесь, ребята; холодно.
– Ничего, – опять прогудели мужики, и остальные шапки с голов исчезли.
– Пожалуйста, покройтесь.
– Мы так постоим.
– Наше дело привычное.
– Ну, так я вам велю накрыться. – Велишь, такое дело!
Один-два мужика надели шапки, за ними одели и остальные.
Успокоился я. Вижу, что не ошибся, не взяв команды.
У самого крыльца стояли сани парой, и на них сидел Николай Данилов, с ногами, забитыми в березовую колодку. Он в черной свите, подпоясан и на голове меховая шапка. На вид ему лет тридцать пять, волосы темно-русые, борода клинушком, взгляд тревожный и робкий. Вообще лицо выражает какую-то задавленность, но спокойно и довольно благообразно, несмотря на разбитую губу и ссадину на левой скуле. Он сидит без движения и смотрит то на меня, то на толпу.
– Что же вам, ребята, от меня желается? – спросил я сходку.
– Это ты будешь от губернатора-то? – спросил меня середовой мужик из переднего ряда.
– Я.
– Ты чиновник?
– Чиновник.
– Губернаторский?
– Да.
– Ну-к мы с тобой хотим побалакать.
– Извольте. Я вот слушаю.
– Нет, ты сойди оттолева, с крыльца-то. Мы с тобой с одним хотим погуторить.
Я, не задумываясь, вошел в толпу, которая развернулась, приняла меня в свои недра и тотчас же опять замкнулась, отрезав меня, таким образом, от исправника и станового.
Середовый мужик, пригласивший меня сойти, стоял передо мною.
– Ну, о чем будем говорить? – спросил я.
– Ты ведь Марьи Петровны сынок, что ль? – опять начал допрашивать меня тот же мужик.
– Ну, да. Разве не знаете?
– Нет, мы знаем. Мы потому тебя сюда и истребовали, что ты наш, тутошний, притоманный.
– О чем же хотели говорить?
– Да вот по этому делу-то.
Послышалось несколько вздохов со всех сторон.
– Это ведь ваше дело, ребята?
– Божье, сударь, Божье, а не наше.
– Зачем вы выгнали управителя?
– Он сам уехал.
– Еще бы! коли вы его мало что не убили.
Молчат.
– Что теперь будет-то?
– Вот то-то мы тебя и потребовали, чтоб ты нам рассказал, что нам будет?
– Каторга будет.
– За управителя-то?
– Да, за управителя, за поджог, за бунт: за все разом.
Мужики повесили головы.
– Бунта никакого не было, – проговорил кто-то.
– Да это что, ребята! Отпираться теперь нечего, – сказал я. – Дела налицо; сами за себя говорят. Будете запираться, пойдут допросы да переспросы, разовретесь и понесете такую штуку, что все перепутаетесь. А вы б подумали, нельзя ли как этому делу поумней пособить.
– Это точно, – буркнули опять несколько голосов.
– То-то и есть. А теперь прощайте! Говорить нам, стало, уж не о чем.
Я тронул рукою одного мужика, он посторонился, а за ним и другие дали мне дорогу.
Начались допросы. Первого стали спрашивать Николая Данилова. Перед допросом я велел снять с него колодку. Он сел на лавку и равнодушно смотрел, как расклиняли колодку, а потом так же равнодушно встал и подошел к столу.
– Что, дядя Николай! Экое дело вы над собой сделали! – сказал я арестанту.
Николай Данилов утер рукавом нос и ни слова не ответил.
– Что ж ты за себя скажешь?
– Что, Михайло Иваныч, говорить-то? – произнес он с сильным дрожанием в голосе.
– Да говори, брат, как дело было?
– Я ведь этого дела не знаю и ни в чем тут не причинен.
– Врешь! – крикнул становой.
Я посмотрел на станового и, не переменяя тона, спросил снова:
– Ну, расскажи, что знаешь?
– Я только не знаю, что со мной было.
– Ну, что с тобой было?
– Озорничал надо мной управитель, да и только.
– Как же он озорничал?
– Да как ему хотелось.
– Бил, что ль?
– Нет, не бил.
– Что ж он над тобой делал?
– Срамил меня.
– Как так срамил он тебя?
– Он ведь на это документчик у нас.
– Да ты говори, Николай, толком, а то я и отступлюсь от тебя, – сказал я, махнув рукой.
Николай подумал, постоял и сказал:
– Позвольте сесть. У меня ноги болят от колодки.
– Садись, – сказал я и велел подать обвиняемому скамейку.
– Просился я в работу, – начал Николай Данилов. – Просился со всеми ребятами еще осенью; ну, он нас в те поры не пустил. А мне беспременно надыть было сходить в Черниговскую губернию.
– Деньги, что ли, остались за кем-то?
– Нет.
– Что же?
– Так; другое дело было.
– Ну!
– Ну, не пустил. Заставил на заводе работать. Я поработал неделю, да и ушел.
– Куда?
– Да туда ж, куда сказывал.
– В Черниговскую губернию?
– Ну, да.
– Что ж у тебя за дело такое там было?
– Водку дешевую пить, – подсказал становой.
Николай ничего не ответил.
– Ну, что ж дальше было?
– А дальше зариштовали меня в Корилевце да пригнали по пересылке в наш город и, пригнамши, сдали управителю. – Без наказания?
– Нет, наказали, а опосля ему отдали. Он меня сичас опять на работу приставил, а я тут-то, ден десять назад, опять ушел да зашел в свою деревню, в Жогово. Ну, там меня бурмистр сцапал, да опять к управителю назад.
– Что ж он, как привезли тебя к нему?
– Велел на угле сидеть!
– Как на угле?
– А так. Ребята, значит, работают, а я чтоб на угле, на срубе перед всем миром, сложимши руки, сидел.
– Ну, ты сидел?
– Я опять ушел.
– Зачем же?
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное