Читаем Левитан полностью

За два года до того, как Левитан поступил в Училище, Саврасов написал картину «Грачи прилетели», о которой удивительно верно сказал Крамской: «Пейзаж Саврасова «Грачи прилетели» есть лучший, и он действительно прекрасный, хотя тут же и Боголюбов, и барон Клодт, и И. И. Шишкин. Но все это деревья, вода и даже воздух, а душа есть только в «Грачах».

В год, когда тринадцатилетний мальчик подал заявление о приеме в Училище, его будущий учитель создал одну из своих самых эмоциональных картин: он написал «Проселок». Надо было очень любить родную природу, чтобы так опоэтизировать унылый осенний пейзаж, заброшенную полевую дорогу.

Эта картина и многие другие, созданные учителем, волновали Левитана в дни его ученичества и в зрелые годы.

Он чувствовал себя близким Саврасову и только не достиг еще той степени мастерства, которая позволила бы ему выразить эту близость на холстах.

Левитан попал в новый для него мир. Алексей Кондратьевич был одним из тех художников, которые не таили найденного, открытого ими в итоге долгих творческих поисков. Он щедро и беззаветно отдавал себя другим, особенно если чувствовал рядом чистую душу, преданную искусству.

Он любил учеников отечески и талант приветствовал с открытым сердцем. Зато и ученики платили ему такой же искренностью.

На уроках по рисунку у строгого Евграфа Сорокина они трепетали от страха услышать короткое, ироническое «грех один». В мастерской Перова часы проходили навытяжку, профессор бывал остроумен и насмешлив. Прянишников тоже частенько произносил свое любимое словечко «антимония», что в переводе означало небрежность рисунка или плохо угаданный цвет.

И только в саврасовской мастерской молодые вместе со старшим наставником были участниками одного большого содружества. Все служили искусству истово и преданно.

Саврасов на уроках был не только педагогом, но и живописцем. Он так определил свой метод: «Работая сам при учениках, я могу постоянно следить за их работами и в то же время даю им возможность видеть ход моих собственных работ».

Отсюда и та непринужденность, которая царила в классе. Профессора уважают, слово его — откровение. Но он не на недосягаемом пьедестале, а рядом, всегда готовый помочь.

Саврасова считали чудаком, он жил особой жизнью, понятной, пожалуй, одному Перову. Часто мог ответить невпопад, занятый своими далекими для всех мыслями.

Константин Коровин оставил короткие, но очень душевные записи о любимом учителе. Он вместе с другими учениками не замечал чудачеств этого одаренного человека и слушал каждое его слово как напутствие мудреца. Коровин писал:

«Часто я его видел в канцелярии, где собирались все преподаватели. Сидит Алексей Кондратьевич, такой большой, похож на доброго доктора — такие бывают. Сидит, сложив как-то робко, неуклюже свои огромные руки, и молчит, а если и скажет что-то, — все как-то про не то — то про фиалки, которые уже распустились; вот уже голуби из Москвы в Сокольники летают».

Педагоги, пришедшие в перемену, посмотрят на собрата недоуменно и займутся своими делами. А Саврасов пойдёт в мастерскую, и там ему не надо ничего объяснять: молодые пейзажисты понимают с полуслова.

Расцвели фиалки — это значит: вон из мастерской с пропыленными за зиму окнами, туда, где «даль уже синеет, на дубах кора высохла». Не терпится им скорее на воздух, в рощи, луга, на этюды.

Коротка пора ранней весны, и трудно понять очарование ее мягких тонов. Но рядом учитель, он поможет, поймет сомнение, научит чувствовать природу, слушать чирикание воробьев, замечать, как оседает ноздреватый серый снег. Он будит чувства, а тогда уже наступит и второй этап в жизни художника: изображать то, что почувствовал.

С юности Левитан особенно остро воспринимал пробуждение природы. Весна для него — прилив сил, неясная маята, когда особенно сильно тянет за город. Он пропадал в Сокольниках, пропуская занятия. Саврасов не журил его за это. Он даже как-то торжествующе спрашивал:

— Левитана опять нет? — И сам себе отвечал: — Это ничего, что не ходит, он там думает…

С большим интересом Саврасов ждал, когда этот парень вернется перепачканный в красках и грязи, раскроет свой ящик и покажет свежий этюд. Он уже умел чувствовать природу.

Первой же зимой Саврасов разрешил Левитану писать картины. Это было именно то, о чем так долго мечталось. А в Училище передавали из класса в класс: «В саврасовской мастерской пишут картины и готовят их к выставке».

13 марта 1877 года в Москве открылась V Передвижная выставка, а рядом с ней — Ученическая. Зрителей было много, они шли непрерывным потоком, привлеченные слухами о необычайных световых эффектах в картине Куинджи «Украинская ночь».

Успех этой картины был исключительный. Она вызвала бурные споры, а среди художников многих подражателей, которым так и не удалось разгадать секрет магического лунного освещения.

Пейзажи Шишкина, Саврасова. И неподалеку от этих залов, где шумела завороженная публика, развешаны работы учеников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии