— Ишь ты, какой! Наглец! — качает головой старушка в ярком цветастом платке.
— Давай-ка занимай очередь, неча тут… — то ли советует, то ли угрожает толстая скуластая женщина с ярким макияжем.
— Да я уже был здесь, мне просто снимок отдать! Я по записи!
— Нам тоже просто спросить! — вдруг шепотом вспыхивает щуплый старичок с козлиной бородкой.
— Все мы тут по записи! — кричит толстуха.
— Слышь, малой, — встает со своего места лысый. — Не мути, вставай в очередь! А то…
Понимаю их правоту. Но мне ведь действительно просто отдать снимок, и я свою очередь уже отстоял. Запись записью, но очередь двигалась в явном несоответствии времени с ней. Я, например, больше часа отсидел, хотя пришел вовремя.
Ох, черт! Поле зрения заваливает системными сообщениями:
Беру тайм-аут — отхожу от двери и для проформы спрашиваю, кто крайний, им оказывается щуплый старичок, встаю рядом: мест на лавках уже нет. Ловлю взгляд лысого борца. Есть контакт!
Переглядываюсь с каждым, снимая необходимую мне информацию. Пару минут продумываю стратегию, жутко обидно тратить время на банальную очередь, ведь если окажется, что у меня с головой все в порядке, мне надо наконец разобраться в интерфейсе, вытащить свои статы, продумать развитие и прокачку, понять, как вернуть Яну. А ведь чтобы ее вернуть, нужны деньги, работа — ну да, все так банально, но это будет самый ощутимый показатель того, что я взялся за ум. Да и скинуть жирок было бы нелишним, на сидячей пивной диете мой живот и бока уже вываливаются за ремень…
Итак, что я помню из курса психологии толпы? Толпу надо удивить, потом шокировать, а потом можно лепить из нее что хочешь. Конкретно в моем случае — не толпу, а четырех человек, связанных общими целями — не нарушить очередность и попасть на прием к врачу. Тот отпор, который они дали агрессору в моем лице, дает мне надежду, что то, что я задумал, сработает.
Хватаюсь за голову, мои колени сгибаются, и я медленно сползаю по стене на пол. Громко мычу, чтобы привлечь внимание.
— Че эт с ним? — спрашивает толстуха по имени Айгуль Рамазанова.
— Вот артист, да по нему Голливуд плачет! — восклицает лысый борец-шофер Махарадзе.
— Мы-ыы-ыыы! — тяну я как можно тоскливее.
— Господи! — крестится старуха Виолетта. — Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!
— Ишну-у-уу-ала-а-аа! — продолжаю стонать, вспомнив дарнасский язык ночных эльфов.
— Нехристь! — тычет в меня пальцем старуха. — Как есть нехристь! Господи…
— Да помолчите вы, бабушка! — раздраженно перебивает ее Махарадзе. — Эй, парень, с тобой все нормально?
Я замолкаю. В тишине поднимаюсь, опираясь спиной о стену, и слышу, как отчетливо хрустнули мои колени. Поднимаю правую руку и опускаю ее в направлении старухи Виолетты:
— Ты! Раба божья Виолетта! Фамилия твоя Реброва, услышь же меня!
Старуха неистово крестится, шепчет молитвы, но отвести глаза не может. Она почти парализована.
Перевожу руку на толстуху.
— Ты! Айгуль Рамазанова, внимай!
— Ты! — Мой указательный палец чуть ли не упирается в лоб шофера-борца. — Анатолий Махарадзе, слушай меня!
— И ты! — Очередь доходит до старика. — Гражданин Марк Залесский, повинуйся и слушай!
У Рамазановой изо рта вываливается жвачка. Перст старухи замер у левой груди. Залесский на грани инсульта. Один Махарадзе ухмыляется:
— Фокусник, да?
— Не устал шоферить, Анатолий Гивиевич? — спрашиваю его уже обычным голосом. — Ирина Ароновна как, не скучает?
Вот и Махарадзе впечатлился, только заиграл желваками.
— Люди, у меня что-то не то с головой. Я вижу вас насквозь! Но из-за этого, боюсь, голова не выдержит! Мне очень, повторяю, очень надо как можно скорее к врачу. Пустите вне очереди?
— Да и пусть идет! — оживает Айгуль. Речь зашла о материях приземленных, а мое сольное выступление лично ей больше ничем не угрожает.
— Иди, соколик, иди, — бормочет бабка Виолетта.
Махарадзе просто кивает в сторону двери.
— Спасибо, — чуть не шепотом благодарю и встаю возле двери.