И он прибегает. Я слышу его отрывистый лай, треск веток кустов, сквозь которые он ломится ко мне. Не понимаю, как собаки это чувствуют, но он с ходу пристраивается у моей ноги и, приникнув к асфальту, рычит. Шерсть дыбом, уши прижаты — пет на высоте и на несколько метров вокруг распространяет ауру, нагоняющую страх. Хватаю его за ошейник, будто стараясь сдержать, а на самом деле просто для того, чтобы напитаться от него уверенностью и храбростью.
— Смотри, спортсмен, оглядывайся теперь, — угрожает мне старший, и, обращаясь к подельнику, выносит вердикт: — Ну его на х…, валим.
— А Витек? — спрашивает молодой.
— Да че с ним сделается, оклемается и сам нас найдет, — отвечает Жека и, держа спину прямой, а плечи расправленными, походкой качка гордо удаляется.
Колян, не убирая гаечный ключ, настороженно смотрит на меня и делает шаг к Витьку.
— Не бойся, не трону, — поощряю его я. — Что с ним?
— Вроде дышит, — отвечает молодой.
— Забирай его, а то… — начинаю я говорить, когда с той стороны, куда ушел Жека, слышатся крики и топот.
Колян всматривается в темноту и вдруг заявляет:
— Беги, спортсмен! Жека с подмогой бежит! Беги!
Я с моим пониженным восприятием и плохим зрением узнаю приближающегося Жеку с каким-то крепким мужиком, бегущим за ним.
— Вот он! — кричит Жека и прыгает на меня, выдыхая: — На, сука!
Я не успеваю уклониться, как мне прилетает ногой в грудь. Подавившись дыханием, падаю и слышу хаос голосов и рычание Ричи, вцепившегося в его руку.
— Стоять! — орет Сява, оказавшийся тем самым мужиком, прибежавшим на подмогу пацанам.
— А-а-а! — орет Жека, лупя чем-то Ричи по голове, который, не разжимая челюстей, мотает башкой.
— Фу! Фу! — кричит на собаку Колян. — Нельзя!
— Фил, убери собаку! — кричит мне в ухо Сява, поднимая меня за руку с земли.
— Ага, щас, — обещаю я, потирая грудь.
Не обращая внимания на Сяву и даже не вникая в его роль в ситуации, вхожу в бешенство, не чувствуя боли и страха, что подтверждает система, сообщившая о повышенном уровне адреналина и норадреналина. Ловлю баф «Ярость и отвага», дающий плюс к силе, ловкости и выносливости, повышенный болевой порог, метаболизм и уверенность.
— А, б…ь! — стонет гопник. — Убери пса!
— Фил, убери Ричи, — просит Сява и с надеждой командует: — Ричи, фу!
Ричи косит на меня взглядом. «Умница», — думаю я и тяжелым шагом двигаюсь по направлению к мудаку Жеке, чтобы дать ему в его ухмылявшуюся рожу.
— Фил… — Сява держит меня за плечо, но я отмахиваюсь. — Фил!
— Сява, отъе…сь, — прошу я его и замахиваюсь, чтобы врезать уроду в майке — Жеке.
— Фил, стоять! — орет Сява, дернув меня за руку.
— Что, б…ь? — взрываюсь я. — Ты этого защищаешь?
— Спокойнее, братан… — успокаивает меня Сява. — Брат, все нормально, успокойся!
Я вглядываюсь в его глаза с длинными ресницами, спокойное лицо с оспинами и неожиданно прихожу в себя.
— Фу, Ричи, — подтверждаю я. — Сява, да что за гадство? Ты в курсе, как они до меня дое…сь?
— Пока нет, но сейчас разберемся, — говорит он.
Ричи отпускает руку Жеки и, все еще утробно рыча, встает рядом.
Минут через десять все становится на свои места. Гопники, находящиеся на пару ступеней ниже Сявы в дворовой иерархии, приносят извинения и выплачивают «штраф за косяк». Жека выгребает все из карманов — смятые купюры и мелочь, полупустую пачку сигарет, зажигалку и начатую пачку жвачки и протягивает мне.
— Зачем? — не понимаю я.
— За косяк, — выдавливает из себя старший гопник. — Попутали. Извиняюсь.
Очнувшийся Витек, непонимающе переоценивающий ситуацию, но быстро ухвативший суть, подтверждает:
— Простите, Филипп Олегович, не опознали. Мы за вас уже слышали хорошее, но в лицо не видели, наш косяк.
— Ни к чему это, — отвечаю я. — За мой синяк ваш Жека уже ответил, двигайте в травмпункт, пусть рану обработают. Мало ли, бешенство, все дела…
— Сява, Ягозе не сообщай, будь другом, — просит Жека. — А?
— Я-то не сообщу. Ты лучше Филиппа Олеговича проси, — Сява кивает на меня.
Это он так мой авторитет среди дворовой шпаны прокачивает? Жека переводит взгляд на меня и ждет моего ответа.
— Не сообщу, — говорю я и получаю повышение репутации со всеми тремя пацанами.
Сява обнимается, прощаясь с гопотой, как с родной. Парни уходят, придерживая под руки пострадавшего Витька. Сява извиняюще сообщает:
— Фил, братан, это мои пацаны, я их воспитал. Извини, не признали тебя.
— Это ты, Сява, меня извини… Братан… — я повторяю его тон. — Просто это какая-то… По-твоему, будь вместо меня какой-то левый мужик, все было бы нормально? Отп…ли, бабки забрали, мобилу отжали, и все правильно?
Сява молчит. Мы идем по парковой дорожке, я — прихрамывая, а он — задумчиво трепля Ричи за холку. Доходим до ярко освещенной улицы, движение машин и людей по которой возвращает нас в реальный несумрачный мир, и Сява наконец мне отвечает:
— Фил, ты пойми… Молодые пацаны… Кровь горячая, гормоны играют, а денег нет. Денег нет, работы нет… Ничего нет! Как заработать? Как?
— А вот так, — начинаю я озвучивать свою идею. — Слушай, короче…