Команда Путина, произнося громкие слова об укреплении роли государства в экономике и социальной защите населения, одновременно разворачивает новый виток приватизации. Распродаются государственные пакеты в банках и нефтяных компаниях, принимаются новые законы, поощряющие частную инициативу в сфере культуры и образования, переходят на рыночные основы все транспортные системы. Компании, в которых правительству принадлежит значительный пакет акций, получают право на дополнительную эмиссию, снижая тем самым долю государства. Западные аналитики восторженно повышают инвестиционный рейтинг России, несмотря на истерические протесты оппозиционных либералов, пытающихся представить Путина чуть ли не как врага рынка и противника буржуазных ценностей. Практичные люди бизнеса прекрасно понимают цену подобным заявлениям. Более либерального — с точки зрения экономики — правительства у нас, пожалуй, не было со времён злополучной администрации графа Витте, которая довела дело до революции 1905 года.
Разумеется, все эти рыночные меры не только не ослабляют монополизм, но, напротив, его резко усиливают, ибо большинство приватизированных корпораций остаётся естественными монополиями, только с них снимается государственный контроль. Но проблема здесь не в администрации Путина, а в самом капитализме, который несёт в себе неразрешимое противоречие: чем больше свобода для рынка, чем меньше государственного вмешательства и регулирования, тем сильнее произвол монополий[2].
Путинский проект российского капитализма прост и прозрачен. Это сильная централизованная власть, опирающаяся на крупные частные корпорации. Связующим звеном выступает бюрократический капитал, постоянно рождающийся в недрах государства, но так же перманентно приватизирующийся. Государство аккумулирует ресурсы и поддерживает порядок. По мере того, как формируются условия для приватизации очередного проекта, сложившегося в рамках государственного сектора, он передаётся частному капиталу, либо сам превращается в частную корпорацию. Совершенно ясно, что за свои услуги бюрократия требует достойную цену. Эта плата за услуги выражена не только в сумме взяток, не только в получении бывшими и действующими чиновниками своей доли в процветающих предприятиях, но и в форме политической лояльности крупного капитала.
Бюрократия требует от олигархического капитала соблюдения определённых правил, своеобразной дисциплины и уважения к себе. В обмен она гарантирует высокие прибыли, минимизацию социальных издержек и поддержку местных компаний в их экспансии за рубежом (всё — в точности по образцу царской России начала ХХ века). Некоторые секторы экономики остаются в качестве специального заповедника для «своих» — если иностранный капитал туда и пускают, то только в качестве младших партнёров и миноритарных акционеров отечественных корпораций. Зато секторы, не представляющих большого интереса для отечественного сырьевого бизнеса и финансовых групп, отдаются иностранцам почти безраздельно и без особых условий. Парадоксально, но закономерно: пока российские корпорации пытаются укрепиться на глобальном сырьевом рынке, внутренний рынок и сферу потребления осваивают иностранные фирмы — не только экспортируя товары, но и делая инвестиции в производство. За счёт транснациональных компаний в России бурно растёт сборка автомобилей, производство бытовой техники.
Возникает практически идеальный симбиоз корпоративного капитала и государственного аппарата. Если у власти и есть какая-то идеология, то нельзя назвать её иначе, чем корпоративной утопией.
Итак, правящая коалиция бюрократии, транснационального бизнеса и «дисциплинированной» части олигархии сделала выбор в пользу второй волны реформ. Но тут что-то пошло не по плану. Сопротивление оказалось больше, чем ожидали. По нескольким причинам. Начнём сверху. Далеко не вся бюрократия в восторге от происходящего. Часть аппарата на среднем уровне знает как работать в нынешних условиях, а как быть с коммерциализированной социальной сферой она не знает. К тому же она теряет рычаги влияния. Потому среднее звено аппарата встречает новые реформы без восторга и, где может, саботирует их. Недовольны и профессионалы в затрагиваемых областях. Они прекрасно понимают, что есть риск развала образования, здравоохранения, транспорта. Прекрасно видят, что рост прибылей новых хозяев будет достигнут за счёт сокращения обслуживания населения в целом (путём концентрации услуг в секторе для «платёжеспособного среднего класса»). Значит, профессионалов потребуется меньше, среди них усилится дифференциация, а качество услуг в целом понизится. Тем более что профессионалы этих сфер всё же оценивают свою работу не как «предоставление услуг клиентам» (в соответствии с рыночной этикой), а как службу обществу.