Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

В этом посыле – «разум является мерой всех вещей» – заключалась большая сила нового движения, но в нем же содержалась и его потенциальная слабость, своеобразная психологическая ловушка, искать выхода из которой будут обитатели уже следующего, XIX века, а платить страшную цену войнами и тотальным насилием – люди века XX. Впрочем, убедиться в иллюзорности многих своих построений человек XVIII века смог гораздо раньше, уже в период Великой французской революции. Находясь под мощным очарованием идей и достижений своей эпохи, стремления все объяснить и все создать своими собственными мыслями и руками, человек XVIII века, кажется, еще не догадывался о том, что новые идеи и методы не в состоянии объяснить многого в нем самом: богатства его эмоционально-мотивационной сферы и одновременно неспособности нести бремя свободы, глубины духовной жизни и в то же время власти «подполья» – бессознательного и иррационального в человеке, в первую очередь мощи силы зла в нем, наконец, стремления к самопознанию, религиозной мотивации, тяги к красоте и любви и одновременно способности к саморазрушению.

Но только этим слабость нового движения не ограничивалась. Отвергая все, любой Авторитет и любые авторитеты, которые не прошли испытания разумом, новое движение было по сути глубоко антиисторичным, противопоставляя истории и культуре идею естественного – естественной религии, морали, права и закона, свободы, хозяйственной деятельности, которые именно в силу своей естественности приобретают более высокий статус, нежели культурные формы, рожденные в историческом процессе. В философии Руссо вопрос уже ставится именно так: как возвратить человека к его естественному состоянию и освободить от пут культуры? Именно поэтому так важно, что русский XIX век дал миру не только Толстого, но и Достоевского – под очарованием толстовской проповеди русская культура могла основательно застрять в просвещенческих парадигмах.

В заключение подчеркнем, что главный итог эпохи Просвещения в историческом контексте может быть сформулирован следующим образом. На смену авторитету веры приходит авторитет разума, на смену стремлению согласовать свою жизнью с волей Божией – стремление согласовать его с естественным правом, требованиями природы. Еще раз подчеркну то обстоятельство, что Просвещение (в первую очередь французское) было значительной по своим масштабам антиклерикальной реакцией на господство Католической Церкви в самых разных областях европейской жизни.

Произведения Вольтера и Руссо стали известны в России уже в XVIII веке во многом благодаря двум факторам – пламенной дружбе императрицы Екатерины II с Вольтером, переписка с которым продолжалась много лет, и общего оживления издательской деятельности. Два главных деятеля французского Просвещения оказали большое влияние не только на Л. Толстого и Ф. Достоевского, но и на поколения конца XVIII и всего XIX в., – здесь в первую очередь нужно назвать Радищева, Карамзина, Сумарокова, Пушкина, Герцена, Добролюбова, Чернышевского, Л. Толстого, Достоевского.

Именно поэтому анализ связи идей Л. Толстого с взглядами Руссо занимает в соответствующем разделе этой книги важное место.

Лев Толстой и русская интеллигенция

«Г-н Фейербах в Берлине, подобно г-ну Огюсту Конту в Париже, предложил христианской Европе поклоняться новому божеству – роду человеческому».

Э. Сессе

Возвращаясь к характеристике русской духовной культуры XIX века, нужно отметить одну очень существенную деталь. Провести четкую границу между двумя тенденциями: традиционной, сакральной, церковной и секулярной, светской – не представляется возможным. Более того, и говорить о двух тенденциях можно только очень условно. Два мировоззрения в разных пропорциях и сочетаниях смешивались на макро– и мезоуровнях и в каждом конкретном индивидуальном сознании, тем самым секулярные идеалы проникали в Церковь, а элементы церковного сознания так или иначе сохранялись в образованном обществе: «Обе культуры живут в состоянии интрамолекулярного взаимодействия. Начавшись революционным отрывом от Руси, двухвековая история Петербурга есть история медленного возвращения»[28].

Выступление Л. Н. Толстого было настоящим бунтом против Церкви, но в этом бунте содержался принципиальный для Церкви, церковной догматики и для религиозного мировоззрения в целом вызов. «Почему вы, христиане, не живете по заповедям Христа?» – вот ключевой вопрос, который задавал Л. Н. Толстой. И не только Толстой. П. В. Басинский в книге «Святой против Льва» очень убедительно показывает, что этим же вопросом был озабочен, создавая свой Дом трудолюбия, и отец Иоанн Кронштадтский.