«Лев Толстой очень любил детей...»

литературовед, исследователь творчества Розанова

/выпуск философского факультета МГУ–1975/[12]

Вкус его (Венедикта Ерофеева) был поразительно точный. Настолько четкий! <…> Ходили такие анекдоты Хармса о писателях, <распечатанные на> машинке <…>. Мы хохотали. Я принес Веничке, а он очень любил Хармса. И я думаю, что Хармс <…> произвел на него впечатление, как на художника. И он прочитал, и бросил в сторону. И говорит: «Это не Хармс».

Потом оказалось, что это как будто действительно так… Что это под Хармса написал Эдичка Лимонов. Действительно, они все очень похожи на Хармса, но очень уж хороши. Настолько хороши, что лучше, чем Хармс, я бы так сказал. А Хармс, это… <у него> подобные есть анекдоты, но они всегда, как бы грубоваты, <это> как бы первая обработка их. У Лимонова, если это действительно Лимонов… эти анекдоты уж очень хороши. Они настолько прекрасны… Я их до сих пор многие помню.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Галина Маневич,

искусствовед, вдова художника-нонконформиста Эдуарда Штейнберга

/Таруса, 81 год/

Что, Володя Пятницкий написал какие-то анекдоты? И они, говорите, дико популярны? Удивительно. Никогда бы не подумала, что он умеет писать. Я с ним была знакома очень давно, еще до брака с Эдиком, который у нас случился в 1966 году. А с Володей я познакомилась в 1959-м или в 1960-м. Меня с ним познакомил мой однокурсник Саша Васильев, который открыл и Яковлева, и Зверева. Он и привел к нам во ВГИК смотреть кино этого художника. Тогда он был совершенно мальчик, такой хорошенький… Подумать только. Вот что картины его были известны, это я знаю. А еще какие-то анекдоты были?..

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Юрий Клятис,

когда-то подпольный фотограф, автор повести «Фотоностальгия», отец филолога Анны Сергеевой-Клятис

/выпуск Московского полиграфического института–1971/

Сегодня ехал домой и думал: «Где может лежать моя приватная стопочка «Веселых ребят», вывезенная мною в Израиль 33 года назад через австрийское посольство?» Но вошел в дом и сразу вспомнил — вот она, на том же месте, среди прочих умных ненужностей. Однако никогда у меня рука не посягала выбросить этот «томик», хотя свободного места в доме с годами все меньше.

Когда-то, в начале 1970-х, я дружил с одним милым семейством, жившим по соседству. Юра Крутогоров был журналист и детский писатель, его жена Иная Бабенышева — весьма начитанная и высококультурная женщина. Иногда они меня прихватывали с собой в Переделкино, где я познакомился с Евтушенко, Ахмадулиной, Межировым, Чуковской, а также просто знакомили меня с разными знаменитостями для удовольствия возвышенного и обоюдного.

Так попал я в гости к бывшей коллеге Бабенышевой по журналу «Пионер» — Наташе Доброхотовой. Мало что помню из этого визита, но осталось впечатление какого-то карнавала и страшного беспорядка: гениальные дети, читающие свои стихи, стены, увешанные картинами, наряды и много табачного дыма. Позже я опять встретил Наташу в квартире Крутогоровых. Она была не одна, а со своей подругой, весьма умненькой, но очень курящей. Хозяева сразу ушли по своим делам, а мы остались втроем. Пили, курили и балаболили. Потом перебрались ко мне. У меня был спирт и злой турецкий табак, а к нему красивые трубки. Мы здорово накурились. Они мне дали почитать «Веселых ребят» и, если можно, попросили «переснять». Что я с охотой и сделал, так как человек я отзывчивый.

А вот отпечатывал «Веселых ребят» я уже дома, на своей кухне. Так как был я — подпольный фотограф-профессионал и чернокнижник. Фотографии страниц обычно склеивал между собой и брошюровал в тетради, делал симпатичные переплеты. Впрочем, мне кажется, «Веселых ребят» я не брошюровал, а выдал отдельными фотоотпечатками размером 13 × 18. Тираж не помню, где-то 10–20 штук всего. Все это, конечно, за свой счет — для друзей бесплатно.

Переснимал я вообще много всего — и Солженицына, и Набокова. У меня по работе была вся необходимая для этого процесса аппаратура (я был начальником отдела технической документации в одном из НИИ Москвы, где имелась кино- и фотолаборатория, репрография и офсет). В конце 1970-х — начале 1980-х моя кухня уже была завалена самодельными учебниками по ивриту, словарями. Их я делал для себя, но больше отправлял во все концы страны — потребность в них была огромной. Тиражи по теме иврита, в отличие от анекдотов, уже были немалы и не бесплатны. Передавал я экземпляры, как правило, другу и первому моему учителю иврита, ныне покойному, Юлию Кошаровскому или другим знакомым (по предварительной договоренности).

Спрос на товар был громадный, поэтому фотобумагу я покупал в рулонах и резал на гильотине. Пленку для слайдов покупал на студии бобинами, сам копировал на кухне. А проявляли мне тоже на студии «Центрнаучфильм» или на Студии документального кино.

Напомню, в те времена за это сажали, было очень страшно порой. Но бог хранил. Эмигрировать я смог только в 1987 году, после 12 лет неформального отказа.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••