Лев Толстой и жена. Смешной старик со страшными мыслями

Соня пробежала по письму глазами, наткнулась на фразу: «Хотите ли вы быть моей женой», и уже хотела вернуться к Толстому с утвердительным ответом, но в дверях столкнулась со старшей сестрой. По иронии судьбы Лиза оказалась первым человеком, узнавшим о том, что Лев Николаевич сделал Соне предложение. Следующей стала Любовь Александровна, а чуть позже уже весь дом узнал о случившемся и бросился поздрав -лять жениха и невесту.

Поздравления продолжались и на следующий день, 17 сентября, когда праздновались именины Сони и ее матери. Соня была на седьмом небе от счастья. Свадьбу было решено играть очень скоро — через неделю. «Жених, подарки, шампанское. Лиза жалка и тяжела, она должна бы меня ненавидеть. Целует», — вечером написал в дневнике Лев Николаевич.

Кстати говоря, первое предложение Левина было отвергнуто Кити: «Он взглянул на нее; она покраснела и замолчала.

— Я сказал вам, что не знаю, надолго ли я приехал... что это от вас зависит...

Она все ниже и ниже склоняла голову, не зная сама, что будет отвечать на приближавшееся.

— Что это от вас зависит, — повторил он. — Я хотел сказать... я хотел сказать... Я за этим приехал... что... быть моею женой! — проговорил он, не зная сам, что говорил; по, почувствовав, что самое страшное сказано, остановился и посмотрел на нее.

Она тяжело дышала, не глядя на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла на Левина свои светлые правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила:

— Этого не может быть... простите меня...

Как за минуту тому назад она была близка ему, как важна для его жизни! И как теперь она стала чужда и далека ему!

— Это не могло быть иначе, — сказал он, не глядя на нее».

В понедельник, 18 сентября, произошло объяснение между женихом и отцом его невесты. Оно было недолгим и по сути своей формальным. Толстой объяснил, что его намерения, которые он из скромности скрывал до поры, были изначально неверно истолкованы, и на том дело закончилось. Андрей Евстафьевич снова стал с ним приветлив и дружелюбен.

Несмотря на то, что от предложения до свадьбы было совсем мало времени, Толстой успел передумать и начал сомневаться в правильности принятого решения. «Непонятно, как прошла неделя, — можно прочесть в его дневнике. — Я ничего не помню; только поцелуй у фортепьяно и появление сатаны, потом ревность к прошедшему, сомненья в ее любви и мысль, что она себя обманывает».

Глава девятая НЕИМОВЕРНОЕ СЧАСТЬЕ

Если в преддверии свадьбы, Толстой и передумал жениться, не захотел связывать себя, то взять назад свое предложение, отказаться от намерения жениться на Соне, когда дело зашло столь далеко, было уже невозможно. Подобный поступок мог навек погубить репутацию Толстого в глазах света, приклеив к нему ярлык бесчестья или, хуже того — сумасшествия, а к собственной репутации Лев Николаевич всегда относился весьма бережно, если не сказать — трепетно. Несмотря на все свои причуды и странности, граф Толстой всю жизнь продолжал оставаться «человеком из светского общества», всячески это общество эпатируя. «По своему рождению, по воспитанию и по манерам, — писал сын Льва Николаевича Илья, — отец был настоящий аристократ. Несмотря на его рабочую блузу, которую он неизменно носил, несмотря на его полное пренебрежение ко всем предрассудкам барства, он барином был, и барином он остался до самого конца своих дней».

Можно предположить, что изощренное воображение, вдобавок натренированное писательством, подсказало Толстому превосходный выход из создавшегося положения. Накануне свадьбы он дал прочесть своей невесте, невинной, восторженной и безгранично влюбленной девушке, все свои дневники, беспощадно откровенные, а местами даже шокирующие. Вот, например, Лев Николаевич пишет о своей любовнице — крестьянке: «Ее нигде нет — искал. Уж не чувство оленя, а мужа к жене. Странно, стараюсь возобновить бывшее чувство пресьнценья и не могу». Впрочем, одно лишь отражение «романа» с Валерией Арсеньевой могло заставить Соню призадуматься.

Не заставило, или же заставило, но не привело к правильному выводу.

Доверчивый мотылек самозабвенно летел на огонь, искренне веря в то, что впереди его ждет счастье, только счастье и ничего кроме счастья.

«Помню, как тяжело меня потрясло чтение этих дневников, которые он мне дал прочесть, от излишней добросовестности, до свадьбы, — признавалась Софья Андреевна. — И напрасно: я очень плакала, заглянув в его прошлое».

Наивная Соня усмотрела «излишнюю добросовестность» там, где ее не было и в помине. Если Толстой рассчитывал на то, что после знакомства с дневниками Соня вернет ему его предложение, то расчет этот не оправдался.